Решив на время забыть об убийстве, Линдсей Гордон устроилась в купе поезда и приготовилась созерцать серовато-зеленый изменчивый пейзаж Дербишира. Почти как дома, удовлетворенно подумала она. Вот только в Шотландии зелень темнее, а серого цвета меньше. Впрочем, в Глазго, где она сейчас жила, зеленого тоже было не слишком-то много, так что сравнивать, собственно, не стоило. Линдсей поздравила себя с окончанием детективного романа как раз в тот момент, когда окрестности Манчестера сменились незнакомыми и очень приятными пейзажами. Наблюдая за открывавшимися ее взору красотами, она наконец-то нашла ответ на вопрос, который целый день не давал ей покоя: какого черта она тут сидит? Как могла циничная журналистка, социалистка, лесбиянка и феминистка (так Линдсей насмешливо себя называла) направляться на выходные в закрытую школу для девочек?

Разумеется, для друзей все ответы были приготовлены заранее. К примеру, можно было сказать, что она никогда не бывала в тех краях и захотела на них посмотреть. Или что ей всегда интересно «познать своего врага», и поэтому глупо упускать предоставляющуюся возможность. Или, наконец, что ей хотелось увидеть Пэдди Кэллеген, которая несла полную ответственность за то, что пригласила ее туда. И все же Линдсей не была уверена, что поступает правильно. Ее угнетала мысль, что на самом деле ею руководила (учитывая ее нынешние отношения с департаментом налогов и сборов) необходимость не упускать ничего, имевшего своим конечным продуктом денежный чек.

Легкая гадливость, которую она испытывала по поводу предстоящей работы, была ей вполне привычна. В приправленном фальшью мире популярной журналистики Линдсей приходилось сталкиваться с заданиями, от которых ее кровь просто кипела. Но, как и прочие журналисты из бульварных газет – те, кто еще придерживались хоть каких-то принципов, – она честно говорила, что, если тонко чувствующие и мыслящие люди не будут читать подобные издания, эти газетенки еще глубже окунутся в грязь. Однако вместо того чтобы согревать себя этой благородной мыслью, Линдсей частенько поеживалась, физически ощущая холодок неодобрения своих друзей. И поделом: она чувствовала себя этакой надутой лицемеркой, когда произносила все это. Как бы то ни было, на сей раз ее нанял вполне солидный журнал, так что Линдсей была довольна вдвойне: будущую ее статью наверняка не осудят в обществе и к тому же она принесет ей наличные. Ради этого стоило перебороть презрение к Дербиширской закрытой школе для девочек, именуемой Дербишир-Хаус.

Пэдди, не терявшая из виду бывших учениц Дербишир-Хауса (она и сама окончила эту школу), умудрилась внушить редактору, что статью об учреждении нового школьного фонда надо заказать только Линдсей Гордон. В честь этого фонда затевали даже торжественный праздник. Линдсей так отчаянно нуждалась в деньгах и престижной работе, что не могла позволить себе долго раздумывать о том, стоит ли ей в это ввязываться. Три месяца назад она была вынуждена уволиться из газеты «Дейли нэйшн», внезапно обнаружившей, что ей нечем платить типографским работникам и, стало быть, придется расстаться с частью редакции. С тех пор Линдсей бралась за любую работу, чтобы прожить на «вольных хлебах». Поэтому ее так обрадовал звонок Пэдди, суливший ей относительно спокойные выходные вдали от надрывающегося телефона, который, впрочем, скоро перестанет надрываться, если она не добудет денег, чтобы оплатить счет за последний квартал.

Тут Линдсей с облегчением подумала о деньгах, которые получит за материал о Дербиширской закрытой школе. В том, что этот буржуазный бастион привилегий поддержит ее материально, была некая высшая справедливость. Добрая старушка Пэдди, думала Линдсей. С тех пор как они познакомились в Оксфорде шесть лет назад, Пэдди всегда была для нее оплотом в моменты душевных кризисов. И не только. Она первая приходила на помощь, когда жизнь загоняла Линдсей в очередной кошмарный угол. Когда машина Гордон угодила в аварию – тогда в Греции, именно Пэдди организовала спасательную операцию на этом горном склоне у черта на куличках. Когда Линдсей получила уведомление о сокращении, это Пэдди разыскала кузину, которая подсказала, что ей лучше всего делать со своим ну прямо-таки золотым пером. Когда умерла любовница Линдсей, именно Пэдди тут же примчалась к ней посреди ночи, чтобы поддержать ее. Дочь двух профессоров, получившая образование в лучших школах, затем выученная в Оксфорде, Пэдди Кэллеген потрясла свое семейство, заявив, что хочет стать актрисой. После четырех лет весьма умеренного успеха и более чем умеренного жалованья Пэдди поняла, что никогда не станет «звездой». Она всегда была реалисткой и, несмотря на четыре года богемной жизни, сумела сделать крутой разворот и решила посвятить себя тому, чтобы ученицы закрытых школ были лучше подготовлены к сцене, чем в свое время она сама. Когда Линдсей впервые встретилась с Пэдди, та одолела ровно половину программы педагогических курсов, успешное окончание которых позволило ей позже вернуться в старый родной Дербишир, чтобы преподавать там английский и драматургию. Линдсей далеко не сразу поняла, что в какой-то мере расположение Пэдди она завоевала своим несколько беспорядочным образом жизни. Она была противовесом тому степенному миру, в котором Пэдди выросла и в который собиралась вернуться. Линдсей с горечью доказывала подруге, что возвращение в старые стены есть бегство от реальности. Убедить ее так и не удалось, но тем не менее их дружба выжила.

Линдсей чувствовала, даже была уверена в том, что эта дружба останется прежней, потому что их жизненные орбиты были слишком далеки друг от друга. Скажем, Линдсей никогда не вытащила бы подругу в клуб геев, а та, в свою очередь, нипочем не пригласила бы Линдсей на чинный домашний вечер, которые обычно устраивали по выходным ее родители. Их отношения существовали как бы в вакууме, потому что обе четко видели границу, разделявшую их жизни, и не пытались отрицать ее существование. Поэтому Линдсей так страшила встреча с Пэдди, так сказать, на ее территории. В какой-то момент все ее страхи по поводу грядущих выходных вылились в панику по банальнейшему поводу: что надеть? Какой, черт возьми, прикид сгодится для этого заведения? Обычно Линдсей мало волновало, что на ней надето, но сегодня утром она лихорадочно перерыла весь свой гардероб в поисках соответствующего наряда: одни шмотки казались ей чересчур официальными, другие – легкомысленными. Наконец она остановилась на темно-серых брюках, подходящему к ним по цвету жакете и блузке цвета красного вина. Очень сдержанно и ничуть не вызывающе, решила она. Она вдруг живо представила себе, как с важным видом заявится в своем костюме в это гнездо юных отроковиц. Помоги ей Господь, если на горизонте покажется святой Георгий.

Если бы она поехала на машине, можно было бы прихватить побольше вещей и не бояться, что ей будет нечего надеть. Увы, скоропалительное решение отдать себя в ненадежные руки Британской железной дорог. – надеялась уже в пути начать кое-какую работ. – обернулось тем, что она вынуждена была обойтись парой сумок. Конечно, можно было прихватить побольше вещичек, но тогда бы она точно стала посмешищем всей школы, заявившись туда с двумя огромными сундуками и портпледом. Почувствовав, что совсем уж обезумела, Линдсей нашла в себе силы встряхнуться.