Александр Сорге

Мясо

Есть что-то жалкое в корове, приниженное и отталкивающее. В её покорной безотказности, обжорстве и равнодушии. Хотя, казалось бы, и габариты, и рога… Обыкновенная курица и та выглядит более независимо. А эта — чемодан, набитый говядиной и отрубями

С. Довлатов. Компромисс

— Иди за мясом сходи! — карканье жены настигло Олега в соседней комнате, где он смотрел футбол.

— Так мне ж не продадут! — крикнул Олег в ответ, не вставая с дивана. — Лет пять как не продают!

— Блять! Возьми мою карточку! И сходи! — рваные фразы наполнились злобой. — Чё ты как не мужик-то! И так нихуя не делаешь!

— Хуя-нихуя, а деньги платят, — тихо пробубнил Олег, поднимаясь с дивана.

Шаркая тапками, он вышел в узкий коридор. Запнулся о трещину в дешёвом линолеуме, сделав её на пару миллиметров шире. Выругался.

«Надо бы заделать. Надо бы весь коридор перестелить», — в очередной раз подумал Олег. Через месяц дырке исполнялся год.

Достав олимпийку из старого, пропахшего покойной старухой шифоньера, он натянул кеды и метнул недовольный взгляд на кухню. К счастью, жены на линии огня не оказалось. Стук ножа чем-то походил на звон печатной машинки: так-так-так-так-так-так — зик. Овощи с широкого лезвия отправлялись в кастрюлю. Окна покрылись испариной.

Хлопнув дверью, Олег вышел в подъезд. К привычному запаху прохладной сырости примешивался тонкий оттенок мочи. Наверное, опять коты в подвале нагадили.

В кармане оказалась початая пачка сигарет, а в ней ещё и зажигалка — маленький тёмно-синий цилиндрик. Настроение сразу же поднялось.

Олег достал толстую ровную папиросу — прикурил: табак едва слышно зашипел. В полумрак подъезда вырвалось сизое облачко — внутри разлилось спокойствие, приглушив краски, звуки, эмоции. Олег начал спускаться по бетонной лестнице.

Вообще, перед процедурой курить было нельзя — целый год. Но кто увидит-то? В подъезде. А вот выйти на улицу с сигаретой Олег не решился — бросил на первом этаже в разинутую пасть мусоропровода. Не попал.

На улице было тепло. Терракотовые бруски хрущёвок образовывали двор с парой скрипящих качелей, кривыми турниками и остовом ракеты, навечно прикованной к земле. Мальчишки играли в футбол: их крики и матерки ударялись о стены и улетали вверх, в бездонное голубое небо.

Мяч улетел в высокую траву. Скамейки с облупившейся синей краской (и прилипшие к ним бабки), низенькие покосившиеся заборчики, клумбы-шины, асфальтовые проезды и пыльные тропинки, люди, машины, дома тонули в зелени — стройных, чуть поникших берёзах, полнотелых дубах, клёнах, кустах сирени и шиповника, борщевике, репейнике, лопухах, крапиве, одуванчиках и прочей сорной траве. Внезапный порыв ветра заставил растения зашелестеть — Олег будто бы окунулся в свежую воду.

И вдруг ему стало так хорошо. И дело было даже не в сигарете — она лишь подчеркнула нужную тональность момента.

Олег вдохнул прохладный, с привкусом травы, пыли и машинной копоти — и оттого такой вкусный и насыщенный — воздух, который так разительно отличался от мёрзлой, пресной стыли. Он шёл, огибая выбоины, которые обещали заделать вот уже какой год, в одной лишь олимпийке, подставляя лицо солнечным переливам, и пил этот воздух вместе с золотистыми лучами, и ему было так хорошо. Он жив. Он дышит. А остальное, в общем-то, не так уж и важно.

Проходя мимо ветви, нависшей над дорогой, Олег поднял руку и зачем-то сорвал с дерева лист, прямо как в детстве, — зелёный, мясистый и сочный. Он бы точно понравился какой-нибудь корове. Последние лет пять Олег и сам напоминал корову: врач сказал, что нужно питаться только овощами, изредка можно курицу — и всё только на пару. А про сигареты и алкоголь стоит и вовсе забыть. Олег предпочёл забить. Не «по жести», конечно, — вдруг на анализах «всплывёт». Тогда получится, что всё насмарку, — жена денег не получит. Так, иногда покуривал, иногда пиво пил, да и жена нет-нет да картошку пожарит. Тоже ведь овощи.

С этими мыслями Олег вплыл в мясную лавку: внутри было душно и пахло плотью. Натужено и как-то недобро гудели рефрижераторы, вгоняя в транс, — только транс этот вёл не в Шамбалу, а, скорее, вгонял в антинирвану. Убаюкивал окоченелые трупы покойников, чтобы их души не пытались выбраться из грудной клетки.

Олег уставился в стеклянный саркофаг: на белых пластиковых подносах лежали куски говядины и свинины — бордовые, с лиловым отливом, торчащими костями и белыми прожилками жира. Рядом — немного фарша и пара синюшных куриных тушек. Небольшой выбор. Над прилавком высилась бесформенная туша продавщицы, завёрнутая в белый халат.

«А какое мясо то?» — вдруг подумал Олег. — «Свинину, наверное».

И тут же поморщился: в голове заработала крохотная циркулярная пила, которая начала кроить его череп изнутри, — визг этой пилы принимал интонации жены Олега, складывался в слова и фразы, краткая суть которых сводилась к тому, что Олег мудак и купил не то.

Даже если бы Олег взял и свинину, и говядину (курицу, наверное, не надо — это же курица), жена всё равно была бы недовольна. Ведь он мог не тратить лишние деньги и купить только нужное — если бы он внимательно её слушал, а ты никогда меня не слушаешь, Олег, вечно приходится…

— Можно полкило свинины? — наконец выдавил Олег.

На лбу появилась липкая испарина.

— Лопатку или шею?

— Лопатку, наверное…

— На кости или без?

— Эээ… Без.

Белый айсберг откололся от прилавка и поплыл к дальней витрине. Двузубой вилкой продавщица подцепила пунцовый шмат, отправила его в чёрный пакет с золотыми полосами, а затем вернулась и шлёпнула свёрток на весы. На небольшом табло загорелись угловатые зелёные цифры: 693.

Олег сунул руку в карман: «Блять… Карточку то забыл… Идиот».

Придётся попробовать своей. Олег приложил белый кусок пластика — недолго поразмыслив, терминал брезгливо пискнул: «Отказ».

— Вам мясо-то можно? — настороженно спросила продавщица.

— Да можно, можно! — раздражённо ответил Олег. — Брата карточка, свою дома забыл! Ладно…

Он развернулся и вышел из душной лавки: порыв ветра приятно холодил липкий лоб.

«Блядский пластик», — пособие Олегу начисляли на карту, цифровыми рублями.

У Олега остались обычные, бумажные — он хранил десятитысячную купюру «на память», однако толку от неё было мало. Банкноты нигде не принимали уже лет пять как.

«Пиво купить не можешь, мясо не можешь, сигареты нельзя, блять!» — продолжал закипать Олег. — «Как будто я не могу чужую карту взять и всё купить! Детский сад, блять, клоунада! Лишь бы занозу в задницу вставить».

Порыв ветра немного охладил