Океан лениво накатывал невысокие волны на пологий песчаный берег. Вода подползала к ногам лежащего в шезлонге человека, бессильно шипела и отступала, оставляя на ослепительно белом песке рваные, тут же тающие клочки пены. Нежный бриз раскачивал огромные, похожие на слоновьи уши, листья пальм и приятно поглаживал кожу, опаленную южным солнцем.

Лазурь сверху, лазурь снизу, солнце, крики чаек над океаном, тепло, покой и нега – вот оно, простое человеческое счастье, рай земной, край обетованный!

Но чего-то не хватало в идиллической райской картинке: одного мазка кисти гениального художника, чтобы полотно заговорило, совсем маленькой, но нужной детали, без которой машина не тронется с места. Правда, ждать пришлось недолго. Вот и она, эта самая деталька, наконец возникла на горизонте совсем уж незаметной белой соринкой на ярко-голубом фоне. Через несколько томительных минут точка растянулась в тонкий штрих, который очень скоро явил глазам, скрытым за солнцезащитными очками, приземистый хищный силуэт разбрасывающего буруны катера, на всех парах несущегося к берегу. Это спешили люди, которым не терпелось убить человека, безмятежно лежащего в шезлонге.

А к нему с утра привязалась песня Высоцкого о том, как взвод отлично выполнил приказ, но был один, который не стрелял. Причем от начала до конца он ее не знал и мурлыкал отрывками и отдельными фразами. «Однажды „языка“ я добыл, но не донес…»; «Мой командир меня почти что спас, но кто-то на расстреле настоял…»; «И слышу: „Жив, зараза! Тащите в медсанбат! Расстреливать два раза уставы не велят“; „Я пил чаек из блюдца, со спиртиком пивал. Я не успел загнуться, и я довоевал…“

Конечно, в жизни подобного случиться не могло, и все это – буйная авторская фантазия. Взводом, а это по штату, считай, тридцать человек, расстреливать как-то не с руки: если в толпе ноги не оттопчут, то уши уж точно друг другу отстрелят. И насчет тех же самых уставов Владимир Семенович перегнул. Ни в одном воинском уставе слово «расстрел» не упоминается, чай, не Уголовный кодекс, в котором тоже нет даже намека на то, что дважды расстреливать запрещается. Бывали случаи, когда при массовых расстрелах люди случайно выживали, но в песне-то не о них речь. А раз так, да еще по тем окаянным годам, никак не мог остаться в живых песенный герой. За подобное упущение тот, кто руководил казнью, сам бы пошел под трибунал по «расстрельной» статье. Так что контрольный выстрел в голову – изобретение отнюдь не новое, не девяностых беспредельных годков, а было в ходу, по словам того же автора, еще во «времена далекие, теперь почти былинные, когда срока огромные брели в этапы длинные».

Но это так, к слову. А песня в целом хорошая. Ее Венька Аскольдов под гитару классно исполнял. Да и не только эту. Старлей репертуар имел обширный, по его же словам, что ежели с водочкой, так суток на трое поорать хватит. Кстати, от души попели песни под Венькину гитару, когда ему, Станиславу Гордееву, досрочно звание капитана присвоили.

Стас снял очки и, прищурившись на солнце, улыбнулся, припомнив тот апрельский вечер. И погуляли всласть, и водки попили вдоволь, и песни с ребятами попели, в общем, обмыли четвертую звезду как полагается. А командир группы майор Коля Синицын после третьего тоста, известно какого, чтобы настроение и ребят поднять, устроил новоявленному капитану экзамен и выставил ему за ответ твердый «неуд».

Правда, вопрос был не то чтобы не простой, а неподъемный: сколько существует званий капитана. Станислав напряг память, однако, кроме дореволюционного штабс-капитана и военно-морских капитан-лейтенанта и капитанов трех рангов, ничего так и не припомнил. Правда, это на поверхности лежало, а вопрос явно с подковыркой был. Майор Синицын, с кислым выражением лица выслушав неуверенный ответ, наставительно поднял указательный палец и просветил подчиненных, что в неписаной армейской табели о рангах наличествует пять капитанских ипостасей. А именно: капитаненок, собственно капитан, капитанюга, капитанище и капитаниссимус.

Капитаненок – это тот (указательный палец майора уткнулся в грудь Стаса), кто только получил четвертую малую звезду на погоны и еще толком не понял, что уже вышел из состояния неразумного «летехи». И это понимание, как и ощущение высоты положения, приходит примерно через год. И тогда капитаненок становится капитаном с полным пониманием ответственности за то, что носит такое гордое звание. Еще через пару лет, когда он окончательно заматереет, в совершенстве овладеет всеми профессиональными навыками и должностными знаниями и на любой вопрос любому воинскому начальнику сможет дать любой ответ, капитан автоматически становится капитанюгой – обветренным, как скалы, и невозмутимым, как сто эстонцев.

Ну и согласно опять же песенному «капитан, никогда ты не будешь майором», по разным причинам случается, что капитанюга перехаживает срок получения очередного звания. Порой этот период затягивается настолько долго, что его сверстники уже прилаживают на китель погоны подполковника, а он еще и майорских не примерял. Капитан, а точнее – уже капитанище, становится крайне задумчивым, настроенным на философский лад и вид имеет благообразный, а часто – и просто отрешенный. На любые вопросы он отвечает уже не любыми ответами, а строит сложносочиненную, неоднозначно толкуемую окружающими и им самим фразу. И те же самые скороспелые подполковники лишний раз стараются не потревожить, не оторвать от возвышенных дум капитанище, потому как уважают его стремление к самосозерцанию и его отстраненность от грубых служебных будней и чувствуют себя виноватыми, что они-то вон оно как, а он – вон оно где…

Ну а звание капитаниссимус присваивается служивому с четырьмя малыми звездочками на погонах в день ухода его на пенсию, в отставку по возрасту. Бывает и такое, и не столь уж и редко. И хор сослуживцев на отвальной вечеринке в его честь исполняет композицию соответствующую, под которую скупая слеза по небритой седой щетине капитаниссимуса сползает: «Каким ты был, таким ты и остался, орел степной, казак лихой…»

Вот и выпили тогда под четвертый тост майора за то, чтобы Гордееву, капитанищем и, не дай бог, капитаниссимусом не быть. Правда, Станислав и до капитанюги не дослужился, остановился на чистом капитане. Чуть больше года минуло с того праздника, как нарвался Гор на крупную неприятность. В общем-то, банальная история вышла, едва ли не классическая: не у него первого, не у него последнего нервы не выдержали.

* * *

Тот рейд с самого начала не удался. От информаторов пришли данные, что в районе Ножай-Юрта на границе с Дагестаном будет проводиться совещание полевых командиров незаконных вооруженных формирований. И будто бы на нем собирается присутствовать Удугов и какой-то важный арабский эмиссар, полномочный представитель Аль-Каиды. Повестка дня совещания: объединение действий боевиков, действующих на территории Чеченской Республики и Дагестана. Тема сбора понятна, а если еще учесть, что серьезный араб нарисовался, то между строк можно прочитать, что боевики деньги зарубежных покровителей делить будут, а точнее – выбирать казначея, через которого «гранты» Усамы бен Ладена станут распределяться.