Сегодня весь день идет дождь. Очень сильный ливень, и я самого утра жалею, что его не было вчера. Вот что ему стоило начаться на день раньше?

Вчера, как назло, с неба не упало ни капли. Клиенты просили открыть окна, и я каждый раз выполнял их просьбу. Хотя должен был просто сказать нет или даже наврать, что у меня вышла из строя автоматика, и окна не открываются.

София бы теперь не обливалась соплями, и я не считал бы минуты до конца смены.

А до её конца еще целых четыре с половиной часа. Сейчас заброшу эту дамочку в торговый центр и зайду там в какое-нибудь кафе попить кофе – у меня глаза слипаются – ночью я почти не спал. София часто просыпалась, – начинающийся насморк мешал ей дышать, и я ругал себя последними словами за свою идиотскую услужливость.

Но не спал я не только из-за Софии. Почти всю ночь я прокручивал в голове нашу последнюю ссору с Дианой.

Было воскресенье, и она готовила ужин. Я смотрел футбол, развалившись на диване и потягивая пиво. Мой кайф (наши выигрывали у парагвайцев) был прерван громким криком Дианы. Я, с трудом оторвавшись от дивана, поплёлся на кухню. Диана молча показала мне указательный палец левой руки, из которого сочилась кровь. Она посмотрела на меня с явным укором и, переведя взгляд на нож, жалобно вздохнула.

– Ладно, – сказал я, берясь за нож, – Соломкой?

– Ага, – промычала Диана и ушла перевязывать рану.

Я, конечно, тут же забыл про «соломку» (я мог думать только о «пропущенном» голе), и порубил овощи на мелкие куски.

– Ну я же просила «соломкой»! – запричитала Диана, вернувшись на кухню.

– Блин, как ты меня достала! – заорал я, швыряя нож в раковину, – Какая разница! Тебе лишь бы придираться по пустякам! Режь свои овощи сама!

Я выбежал из кухни и плюхнулся на диван, досматривать матч.

Через полчаса Диана грохнула передо мной горячей сковородкой и вышла из комнаты. На ней был красный плащ, который уже не застегивался на талии, – она была на седьмом месяце.

– Куда это ты собралась на ночь глядя? – прокричал я ей вслед.

– Какая тебе разница? Я же тебя достала! – и тут же добавила, – Тебе не о чем беспокоиться: все маньяки и убийцы сейчас тоже смотрят твой грёбаный футбол.

У неё всегда было очень своеобразное чувство юмора.

Хорошо, что в торговом центре есть подземная стоянка. Ещё тут есть семейные туалеты. Это мне сейчас особенно кстати – Софии надо поменять подгузник, да и самому не мешало бы отлить.

Уже через каких-то десять минут София сухая, если не считать текущих из носа соплей, и мы с ней можем подкрепиться. Времени у нас в обрез, поэтому я захожу в первое попавшееся кафе, самое близкое от туалета, даже не прочитав его названия. Я ставлю Софию, не вынимая её из автокресла, на обитый дерматином диван и сажусь рядом. В левой руке я держу бутылочку со смесью. В правой – бумажный стаканчик с экспрессо. София сосёт свою смесь вяло и вместо положенных двухсот десяти миллилитров, выпивает только сорок. Заказанный мной бутерброд с курицей и беконом, похоже, придётся взять домой. Я отвык от таких огромных порций, да и времени у меня уже нет – мой очередной клиент, вернее клиентка, уже ждёт меня напротив выхода на двенадцатую улицу.

Одета она явно не по погоде – коротенькая курточка, «рваные» джинсы и открытые босоножки на шпильках. В руках по пакету с надписью Zara.

Удобно устроившись на заднем сидении (мокрый зонтик слева от себя, пакеты со шмотками справа) девушка вытащила из сумки мобильник и громко прокричала:

– Привет! Ты меня хорошо слышишь?

На том конце видимо ответили отрицательно, потому что девушка заорала ещё громче.

Правда, что она там говорила, было уже не разобрать, потому что тут случилось то, чего я боялся и всегда боюсь в подобных ситуациях – только что заснувшая София проснулась и заревела.

Девушка засунула телефон обратно в сумку и, перегнувшись через спинку переднего сидения, с изумлением посмотрела на надрывающуюся от плача Софию.

– Почему она плачет? – спросила девушка.

– Вы её разбудили, – честно ответил я.

– Извините, я не заметила что у вас в машине ребёнок. Это ваша дочь?

– Да, – сказал я, надеясь, что на этом разговор закончится, но девушка, к моему ужасу, оказалась любопытной.

– А почему вы её возите с собой? Её не с кем оставить?

Я так и не смог привыкнуть к этому вопросу, хотя слышу его примерно дважды в день, – один, вернее одна (почти всегда это женщины) из десяти клиентов мне его задает.

Несмотря за выработанный за месяц шаблон, я каждый день надеюсь, что мне не придется им воспользоваться, но, к сожалению, каждый раз я, как попугай, повторяю один и тот же текст:

– Понимаете в чём дело, – говорю я, стараясь казаться как можно спокойнее, – Моя жена месяц назад вышла из декретного отпуска, и мы всё никак не можем найти няню для девочки. Родственников у нас нет, поэтому пока вот вожу её с собой.

Надеюсь, что моя речь убедительна, тем более что всё в ней правда, вернее было бы правдой, если местоимение «мы» я заменил бы на «я». Но я предпочитаю говорить «мы», потому что «я» вызвало бы много новых вопросов, на которые я ещё совершенно не готов отвечать.

– Может быть, вы кого-нибудь знаете? – на всякий случай спрашиваю я.

Моя клиентка отрицательно мотает головой.

– Слушайте, – вдруг говорит мне она, – А вы уверены, что ваша девочка не заболела? Моя так орёт только когда у неё что-то болит.

Не отрывая левой руки от руля, правой я трогаю Софии лоб. Он горячий, но я не хочу, чтобы девушка в рваных джинсах об этом знала.

– По-моему, у неё самая нормальная температура.

Девушка мне явно не доверяет – она опять перегибается через спинку сидения Софии и быстрым, привычным движением касается её лба.

– У неё сильный жар, – говорит девушка. У вас есть что-нибудь жаропонижающее?

– Нет, – признаюсь я.

Девушка опять садится на своё сидение. До самого своего дома она едет молча, и это молчание тяготит меня больше чем её громкая болтовня. В этом молчании я чувствую осуждение и напряженную работу мысли.

Уж не собирается ли она нажаловаться на меня социальным службам?

– Водитель, очнитесь! Вы проехали мой дом! Я вам кричу, кричу, а