Тем, кто верит в магию

Все, что у него осталось, — это сны. Без них он был один, всегда и неизменно один. Первые сто лет одиночества он жил благодаря своей надменности и норову. И того и другого хватало с избытком.

Следующие сто лет он провел с чувством горечи. Это чувство пузырилось и вспенивалось у него внутри, как одно из тех таинственных снадобий, которые варил он сам. Но вместо того, чтобы исцелять, оно служило, скорее, своего рода топливом, побуждающим его двигаться от дня к ночи, от десятилетия к десятилетию.

В третьем столетии он впал в отчаяние, и его охватило чувство жалости к себе. От этого он стал плохим компаньоном, даже для себя самого.

Его упрямство было таким, что прошло четыреста лет, прежде чем он начал строить себе дом, изо всех сил стараясь находить удовольствие, красоту, удовлетворение от своей работы и своего искусства. Понадобилось четыреста лет, чтобы гордость его уступила место признанию того, что он мог быть — возможно, лишь слегка и только частично — ответственным за то, чем он стал.

И все же заслужили ли его действия столь сурового приговора Хранителей? Заслуживала ли его ошибка, если это действительно была ошибка, столетий заключения, лишь с одной-единственной неделей настоящей жизни в каждые сто лет?

Когда миновала половина тысячелетия, он отдался во власть грез. Нет, это было нечто большее, чем просто капитуляция. Он принимал их всем сердцем, жил благодаря им. Убегал в них, когда душа его умоляла о простом прикосновении к другому существу.

Ибо во снах к нему приходила она, темноволосая дева с глазами, словно синие бриллианты. Во снах она бежала через его лес, сидела у его камина, охотно лежала в его постели. Он знал ее голос, чувствовал тепло этого голоса. Он знал, какая у нее фигура — высокая и стройная, как у мальчика. Он знал, как ямочка в уголке ее губ словно подмигивала, когда она смеялась. И точное расположение родинки в форме полумесяца у нее на бедре.

Он знал все это, хотя никогда не касался ее, никогда не говорил с ней и видел ее лишь сквозь шелковый занавес снов.

Хотя именно женщина предала его, именно женщина была первопричиной его бесконечного одиночества, он жаждал эту темноволосую деву. Жаждал ее все эти годы так же сильно, как он жаждал того, что было когда-то.

Он тонул в огромном темном океане одиночества.

Предполагалось, что это будет отпуск. Предполагалось, что он будет веселым, расслабляющим, познавательным времяпрепровождением. Никто не ожидал, что случится что-то ужасное. Нет, нет, "что-то ужасное" — это преувеличение. Хотя и небольшое.

Свирепая летняя гроза, незнакомая дорога, извивающаяся сквозь темный лес, в котором деревья стояли великанами, укрытыми в доспехи мглы. Такие вещи не могли внушить ужас Кейлин Бреннан из рода Бреннанов из Бостона. Она была сделана из прочного материала. О чем твердо решила напоминать себе каждые десять минут, изо всех сил пытаясь удержать взятую напрокат машину в грязной канаве, в которую превратилась дорога.

Она была женщиной практичной. Решение стать такой вполне осознанно и отчетливо было принято ею еще в двенадцатилетнем возрасте. Полеты фантазии, романтические мечты, глупые поступки — это не для Кейлин. Тогда она увидела — видела это и сейчас, — как подобные занятия привели ее очаровательную, обожаемую и запутавшуюся в своей жизни мать к большим проблемам.

Финансовым проблемам. Юридическим проблемам. Проблемам в отношениях с мужчинами.

Поэтому Кейлин стала взрослой в двенадцать лет и такой оставалась поныне.

Взрослого человека не испугают несколько мрачных деревьев и пара ударов молнии, или туман, который то сгущается, то рассеивается и, кажется, дышит. Взрослая женщина не станет паниковать только потому, что не туда повернула. Когда дорога становилась слишком узкой, чтобы можно было без риска развернуться (а это случалось частенько), Кейлин продолжала ехать вперед, пока снова не находила верный путь.

И здравомыслящий человек не станет воображать, будто что-то слышит в грозе.

Например, голоса.

Надо было остаться в Дублине, мрачно сказала она себе, подскакивая в колее. В Дублине, с его оживленными улицами, переполненными пабами, Ирландия казалась такой цивилизованной, такой современной, такой городской. Но нет, ей же хотелось побывать в сельской местности, ведь так? А потому пришлось взять машину напрокат, купить карту и отправиться на разведку.

Честное слово, это было совершенно разумное решение. Она намеревалась увидеть страну, пока находилась здесь, и приобрести что-нибудь ценное для семейной антикварной лавки в Бостоне. Она планировала поколесить по дорогам, съездить к морю, посетить прелестные маленькие деревеньки и осмотреть величественные руины.

Разве она не бронировала номер с ужином на каждую ночь своего путешествия? Это гарантировало, что в конце дня не будет никаких неудобств и никаких сюрпризов.

Разве она не спланировала точно свой маршрут и время, которое потратит на изучение каждой достопримечательности?

Она не предполагала, что может заблудиться. Никто такого не предполагает. В прогнозе погоды шла речь о дожде, но ведь это, в конце концов, Ирландия. Но ни слова не было сказано о дикой, ветреной, неистовой буре, которая встряхивала сейчас ее маленькую машину, словно пару игральных костей в чашке, и превратила прелестные длинные летние сумерки в жуткую тьму.

Тем не менее, все было в порядке. Все было в полном порядке. Кейлин лишь чуть-чуть отставала от графика, и в этом отчасти была виновата сама. По пути на юг она чуть дольше, чем планировала, задержалась в поместье Пауэрс-корт Димейн. И чуть дольше — на церковном кладбище, на которое случайно натолкнулась по пути на запад.

Наверняка она все еще была в графстве Уиклоу, наверняка где-то в Эйвондейлском лесу, а в путеводителе говорилось, что население в лесных районах малочисленно и редкие деревни расположены на большом расстоянии друг от друга.

Она рассчитывала на очаровательную, восхитительную, в чем-то таинственную поездку до места ночлега в Эннискорти, пункта назначения, куда она планировала добраться до половины восьмого вечера. Бросив быстрый взгляд на часы, Кейлин поморщилась, увидев, что опаздывает уже на целый час.

Ну да ничего. Не может быть, чтобы перед ней захлопнули дверь. Ирландцы известны своим гостеприимством. У нее появился повод проверить это, как только повстречается на пути какой-нибудь городок, деревня или даже одинокий дом. Тогда можно будет и определить свое местонахождение. Но пока…