Лунный свет омывал тронный зал Штормграда, отчего королевский трон из белого камня как будто лучился собственным сиянием, а золотые львы, сидящие у его подножья, превратились в серебряных бестий с мертвенным взглядом. Холодноватый молочный свет блистал на гранях развешенного по стенам оружия, а тени по углам, куда не дотягивались бледные пальцы луны, казались озерцами непроглядного мрака. В этом нездешнем сиянии человек с богатым воображением вполне мог представить, что декоративные доспехи, замершие, как часовые, были не столь уж пусты.

Торжество луны нарушал свет единственной лампы, отбрасывающей теплые, красноватые блики на решительное лицо мальчишки. Он держал в руках две вырезанных из дерева игрушки. Первая была солдатом, облаченным в разрисованную версию доспехов, темневших по всему безмолвному залу. Вторая – ссутулившейся тварью: зеленой, с кабаньими клыками и топором в половину роста ее деревянного противника.

По полу были разбросаны другие солдаты и монстры. Большая часть игрушечных чудищ все еще стояла. Большая часть солдат была повержена.

Когда открылась дверь, в комнате стало светлее. Мальчик обернулся, недовольный тем, что ему помешали, и окинул вошедшего быстрым сердитым взглядом, прежде чем вернуться к своей игре.

– Итак, – произнес новоприбывший. Голос его звучал довольно молодо. – Вот где вы прячетесь.

«Принц не прячется, – подумал мальчишка. – Он идет, куда пожелает, когда хочет побыть один. Это никакие не прятки».

Человек подошел к нему. В тусклом свете лампы его волосы не казались столь седыми, а шрам, рассекающий лицо от подбородка до глаза, – столь уродливым, как при дневном свете. Он опустил взгляд на сцену, разыгранную мальчиком.

– Как продвигается сражение?

«Как будто он не видит. Как будто не помнит».

Поначалу мальчишка молча глядел на маленькие зеленые фигурки, а потом сердито сказал:

– Каждый орк заслуживает смерти. Когда я стану королем, я буду как Лотар, и перебью их всех!

– Лотар – солдат, – без тени гнева ответил мужчина. – Он сражается, поскольку в этом состоит его долг. А вы будете королем. Ваш долг будет состоять в том, чтобы заключить справедливый мир. Разве вы не считаете, что с нас хватит войн?

Мальчик ничего не ответил. «Справедливый мир». «Хватит войн».

Невозможно.

– Я ненавижу их! – прокричал он.

Его голос, слишком громкий для тишины зала, опасно зазвенел. Глаза обожгли внезапные слезы.

– Я знаю, – спокойно ответил мужчина. То, что он не стал осуждать вспышку мальчика, слегка остудило его юного собеседника.

– Но война – не всегда верное решение. Вам следует понять, что не все орки – зло, даже если кажется именно так.

Мальчишка нахмурился и окинул мужчину скептическим взглядом. Кадгар был очень мудр, но то, о чем он говорил, казалось принцу невероятным.

– Вам известно, – продолжил Кадгар, – что орки пришли из другого мира, который очень далек от нашего.

Подняв руку, он пошевелил пальцами, и на его ладони возник красновато-оранжевый шар. Теперь мальчишка смотрел с интересом. Ему нравилось наблюдать, как Кадгар творит свое волшебство. Шар начал вращаться, окруженный потрескивающим зеленоватым ореолом энергии.

– Их мир умирал, – продолжил Кадгар. – Он был поглощен темной магией, известной как Скверна.

Глаза принца расширились, когда странное изумрудное мерцание начало поглощать коричневый, словно покрытый пылью мир.

– Орки вынуждены были бежать. Если бы они остались… то тоже погибли бы.

Принцу было вовсе не жаль орков и их умирающий мир. Он крепче стиснул в пальцах фигурку игрушечного орка.

– Значит, эти зеленые чудища вторглись в наш мир!

– Не все орки были зелеными, когда пришли в Азерот. Но вы об этом не знали.

Принц предпочел промолчать, чтобы не сознаваться в своем невежестве, но сейчас его охватило любопытство.

– Лишь те из них, кто был отравлен Скверной, – продолжил свой рассказ Кадгар. – Она изменила их. Но однажды мы встретили орка, сумевшего ей противостоять. Того, кому почти удалось навеки остановить войну. Его звали… Дуротаном.

* * *

В Воздушных Палатах не было нужды в окнах. Как и подразумевалось из названия, это были чертоги Воздуха – состоявшие из него и в нем располагавшиеся.

Чужаки могли изумляться этому зрелищу, восхищаться его красотой и одновременно ужасаться, и недоумевать, как Совет Шести мог заседать здесь, не беспокоясь о собственной безопасности. Но чужаки никогда не проникали сюда и не проникнут вовеки – сюда, в Аметистовую Цитадель Кирин-Тора.

Как и сама магия, зал предназначался лишь для самих магов.

Голубое небо и белые облака, служившие потолком и стенами, оттеняли золото и пурпур каменного пола. Кроме того, на полу был выложен символ – стилизованное, пристально глядящее око. Мальчик, ступивший в зал и сейчас стоявший в его центре, подумал, что сегодня этот символ особенно уместен.

Ему было одиннадцать. Не слишком высокого роста, с каштановыми волосами и глазами, менявшими цвет от синего до зеленого в зависимости от освещения. И все же именно на этом мальчике в белой тунике сейчас было сосредоточено внимание всех членов Совета Кирин-Тора.

Они стояли намного выше, на круговой платформе, и были облачены в фиолетовые мантии с вышитым символом – тем самым Оком, что глядело сейчас с пола. И члены Совета, и Очи, вышитые на их облачениях, смотрели на ребенка сверху вниз, как сам бы он мог свысока смотреть на насекомое. Однако мальчика не смущало их внимание. Скорее, он испытывал любопытство, и, заломив бровь, смело глядел на магов.

Один из членов Совета – высокий, тощий старик с бородой, белой, как сама магия, текущая по стенам этой башни, встретился с мальчиком взглядом и чуть заметно кивнул ему. Затем он заговорил, и его звучный голос властно разнесся по всему огромному залу.

– Существует теория, согласно которой каждая звезда в небе – это отдельный мир, – провозгласил архимаг Антонидас. – И каждый из этих миров населен собственными обитателями. Что скажет на это наш послушник?

Послушник не замедлил с ответом.

– Ни один мир не сравнится с Азеротом, – сказал он. – Красота Азерота, его жизненная мощь и изобилие уникальны.

– И кому же можно доверить заботу о подобном сокровище?

– Тому, кто может призвать силы магии для охраны нашего мира. Стражу.

– Понятно.

По тонким губам Антонидаса скользнул легчайший намек на улыбку. Послушник задался вопросом: не стоило ли сменить тон на чуть более смиренный? Но, будем честными, он заучил все это давным-давно.