«Ты слишком сильно любишь, о мой король».

Моя королева повторяла эти слова долгими веками, которые мы провели вместе. Сначала с улыбкой. А в последние годы – хмурясь. Взгляд ее задерживался на наших детях, которые носились по дворцу, то обращаясь в пламя, то обретая плоть – маленькие вихри невероятной красоты.

«Я боюсь за тебя, Мехерья, – ее голос трепетал. – Боюсь того, на что ты станешь способен, если кто-то причинит вред тем, кого ты любишь».

«Никто никогда не причинит вам вреда. Клянусь».

Я говорил с пылом и безумством юности, хотя, разумеется, уже тогда не был юн. Даже в тот день, когда ветры с реки откинули назад темные, как ночь, волосы королевы, а по лицу ее струился солнечный свет, подобный жидкому золоту. Он озарял и наших детей, чей смех звенел, наполняя собой наш каменный дворец.

Она была узницей своего страха. Я взял ее за руки.

– Клянусь, я уничтожу любого, кто попытается навредить вам.

– Нет, Мехерья! – В последующие годы я не раз задавался вопросом: неужели она уже тогда знала, во что я могу превратиться? – Поклянись, что никогда так не поступишь. Ты – наш возлюбленный Мехерья. Твое сердце создано для любви. Ты существуешь, чтобы давать, а не брать. Поэтому ты и король народа джиннов. Поклянись.

В тот день я принес ей две клятвы: вечной защиты и вечной любви.

Всего через год я нарушил обе.

На стене пещеры, скрытой от глаз людей, висит Звезда. У нее четыре луча, на вершине зияет узкая трещина. По всей поверхности Звезды бегут тонкие шрамы – память о тех днях, когда Книжники разбили ее и пленили мой народ. Металл нетерпеливо блестит, словно глаза хищного животного, следящего за добычей. В этом оружии заключена великая сила: ее хватит, чтобы уничтожить древний город. Чтобы уничтожить древний народ. Чтобы пленить джиннов на тысячу лет.

И снова освободить их.

Словно чувствуя вибрации браслета у меня на руке, Звезда тихо отзывается, пытаясь притянуть к себе недостающую часть. По моему телу идет судорога, когда я поднимаю браслет вверх, и он взмывает к Звезде по воздуху, как серебряный угорь. Выщербленное место стягивается, словно заживающая рана.

Четыре луча Звезды вспыхивают, освещая самые дальние углы гранитной пещеры, и собравшиеся вокруг меня создания злобно шипят. Но тут сияние угасает, остается лишь бледный лунный свет. У моих ног копошатся оборотни-гули.

«Господин… Господин…»

За ними в ожидании приказа застыл Повелитель рэйфов, рядом с королями и королевами ифритов, моря и ветра, песка и камня, воздуха и снега.

Они смотрят на меня, молчаливые и напряженные, и я разворачиваю пергамент, который держу в руках. Он неприметен, как песок. Но не таковы слова, что в нем содержатся.

Я призываю повелителя рэйфов, и он приближается. Он повинуется неохотно, принуждаемый магией. Постоянно борется, желая освободиться от меня. Но пока что он мне нужен. Рэйфы – обрывки погибших душ, соединенные древним волшебством. Если нужно, они могут становиться совершенно невидимыми. Даже знаменитые Маски Империи их не увидят.

Я протягиваю ему пергамент и слышу ее голос. Голос моей королевы. Едва слышный шепот колеблется, как огонек свечи холодной ночью. «Мехерья, если ты это сделаешь, обратного пути не будет. Надежда вернуть тебя будет утрачена. Обдумай все еще раз».

Я делаю, как она просит. Обдумываю еще раз.

И вспоминаю, что она мертва, что ее уже тысячу лет как нет. Ее присутствие – лишь иллюзия. Ее голос – это голос моей слабости. Я протягиваю свиток повелителю рэйфов.

– Сделай так, чтобы это попало в руки Кровавого Сорокопута, Элен Аквиллы, – говорю я ему. – И больше ни в чьи.

Он кланяется мне, и вперед выходят ифриты. Я велю им отойти: для них у меня другая задача. Остальные преклоняют колени.

– Давным-давно вы дали Книжникам знание, которое привело к поражению моего народа и всего мира духов. – По рядам ифритов пробегает печальный ропот, они тоже это помнят. – Предлагаю вам искупить вину. Отправляйтесь к нашим новым союзникам на юг. Дайте им понять, что за силу они могут вызвать из тьмы. Луна Урожая встанет через шесть месяцев. Я хочу, чтобы вы справились с заданием раньше этого срока. А вы… – обращаюсь я к гулям-упырям, – ступайте, ешьте вдоволь. Не подведите меня.

Когда они все уходят, я созерцаю Звезду и думаю о предательнице-джиннше, которая помогла создать это оружие. Наверное, для человека Звезда сияет надеждой.

Я же чувствую к ней лишь ненависть.

Перед моим внутренним взором всплывает женское лицо. Лайя из Серры. Мои руки помнят ее кожу, ее прикосновения. Я чувствую, как ее руки обнимают меня за шею. Помню, как она закрывает глаза. Ощущаю вкус ее губ. С ней мне показалось, что я стою на пороге своего прежнего дома, проветренного и чисто прибранного. С ней мне казалось, что я в безопасности.

«Ты любил ее, – говорит моя королева. – А потом предал».

То, что я предал какую-то девчонку из Книжников, ничего не значит. Я предавал сотни людей.

Но все же что-то глубоко беспокоит меня. Что-то необъяснимое произошло, когда Лайя из Серры отдала мне свой браслет. После того, как она поняла, что юноша, которого она называла Кинаном, – лишь маска, за которой скрывается кто-то другой. Как и все остальные, она увидела в моих глазах самые черные моменты своей жизни. Но когда я заглянул в ее душу, что-то – вернее, кто-то – посмотрел на меня оттуда: и это была моя королева, смотревшая мне в глаза через столетия.

Я увидел ее ужас. Ее скорбь о том, кем я теперь стал. Ее боль из-за страданий, причиненных Книжниками нашим детям и всему нашему народу.

Я думаю о моей королеве каждый раз, когда совершаю новое предательство. С каждым новым человеком, которого за тысячу лет я успел отыскать, обмануть, заставить полюбить себя и забрать еще одну частицу Звезды. Снова и снова.

Но никогда еще Королева не смотрела на меня из глаз другого. Никогда в мое сердце не вонзался острый меч ее разочарования.

Это всего лишь еще одно предательство. Еще одно.

Но королева говорит со мной: «Не делай этого. Прошу тебя».

Я заставляю ее замолчать. Изгоняю из своей памяти. Думаю, больше я никогда не услышу ее.

В этом набеге все сразу пошло не так. Мы с Дарином оба это знаем, но молчим.