Мне сложно рассуждать о будущем. Не знаю, как вам, но мне больше не хочется загадывать. Дело в том, что большая часть моей жизни прошла в каком-то тумане движения вперед. Я так летел по жизни в будущее, что пыль событий мешала мне смотреть по сторонам и подмечать радость настоящего момента.

Я начал пробуждаться в тот момент, когда мой коллега Пешкин завел странный разговор. Он долго и мучительно рассуждал о своем будущем. Пешкин у меня ничего не спрашивал и не утверждал, что условно через десять лет мир погрязнет в череде катаклизмов или с неба шлепнется метеорит прямо на его макушку, он просто рассуждал о своей возможной аллергии в будущем, о пенсии и о том, что ему нужно повышение, а я всего лишь слушал. Я бы мог посмотреть на часы и уйти из надоедливой компании, но что-то в его рассуждениях меня зацепило, и я задумался.

Вероятно, вы лично знаете таких людей, как Пешкин. Он ни родственник, ни друг, даже знакомый с натяжкой, но который удивительным образом возникает из ниоткуда и говорит странные, но, на удивление, точные вещи.

Я его слушал, поедая свой заслуженный обед в столовой, и вдруг он закончил свои рассуждения двумя вопросами, обращенными лично ко мне. Он спросил, почему я, во-первых, до сих пор не полетел на Марсианскую станцию, ведь они всем коллективом подарили мне купон, а, во-вторых, каким я представляю себе свое будущее?

Если первый вопрос меня даже не удивил (скажу по секрету, что он только и ждет, когда я пропущу месяц работы и сдам позиции, чтобы говорун Пешкин шибко быстрый занял мое место), то второй вопрос поставил в тупик.

«Я не знаю», сказал я тогда, и мне сделалось дурно. В девятом часу я пришел после смены домой, поставил режим окон на «Ночь в городе», сел и подумал. Я понял, что остановился. Я сидел, опустив щеки в ладони, смотрел на гладкий блестящий пол. Катя опять сменила покрытие, третий раз за неделю. Я это знал. Знал, что ей не нравится красный, она захочет синий и поменяет цвет. Это будущее, которое я люблю, которое сопит в спальне и сейчас не знает о том, что я чертовский устал.

Я посмотрел на свою форму с противогазом, висящую у порога. Пыльная, грязно-серого цвета, чужим сгорбленным и обмякшим человеком защитный костюм прижался к стене. Мои мысли сменили курс, и я уже думал о том, что мой рабочий костюм, моя дневная кожа, ничем не отличается от меня. Костюму тоже скоро придет конец, скоро его нужно будет заменить, потому что он износился, а это недопустимо. За это могут лишить пенни за смену или сократить участок.

Недопустимо.

Многое сейчас недопустимо.

Раньше нам предлагали слово «добровольно», но и у этого слова был свой срок годности. Москве и нам, ее жителям, пришлось нелегко. Я часто возвращаюсь в мыслях в 2020 год. Это было ровно 30 лет назад. Я до сих пор без дрожи не могу вспоминать те времена. Были страшные потрясения и изменения, весь мир словно заболел, ушел на больничный, а потом — вылечился, и началась новая эпоха.

Москвичи ощутили, что не только управляющий класс людей обязан толкать город вперед, подталкивать к развитию, но и каждый сам, без исключения, владеет своей жизнью и может приложить усилия к тому, чтобы быстрее наступил прогресс в родной Москве. Человеческая жизнь — ценнейшее, что есть в мире. С тех пор никто больше не сдавался. Народ понял свою сплоченность, свою силу и свои цели. Общие цели для всех! Тогда и началось то самое будущее, в котором я живу сейчас. Наш город изменил свои черты и манеры.

За полгода экономического кризиса пришлось пересмотреть всю жизнь города. Изменения коснулись всего от инфраструктуры до новых правил жизни. Тогда-то, в целях общей безопасности, появились андроиды. Они заменили людей везде, где это было возможно…

Я не хотел думать о том, что меня тоже вскоре может заменить андроид, поэтому, остановив свои размышления, я стиснул глаза пальцами и прилег на диван. Так и уснул.

Катя встала первая и разбудила меня щелчком пульта. Он направила его на окна, и те бесшумно поменяли картинку. Теперь они показывали причал, морские волны и пляж. Кате всегда хотелось, чтобы я отвез ее на юг, к морю, но я до сих пор этого не сделал, а прошло 30 лет.

— Что-то случилось? — спросила она на кухне. — Ты уснул на диване.

— Не выспался. Бывает.

Скуднее ответа я дать, видимо, не мог! Но, не судите меня, я доставал из аппарата для синтезирования готовой еды застрявшие тарелки с завтраком. Это подарок от руководства за отличную службу.

— Тебе нужны пластины сна, — продолжала Катя. — Наша соседка работает над тем, чтобы каждый нуждающийся спал спокойно, — она посмеялась надо мной и поставила чашки с заменителем кофе на стол.

Катя высокая, картавит и ее назвали в честь бабушки. Ее бабушки. Мы сели за стол и молча ели до тех пор, пока…

— Катя…

Она оторвала глаза от телевизора и посмотрела на меня удивленно. Мы не привыкли разговаривать за завтраком.

— Катя, ты думаешь о будущем?

— В каком смысле?

— Думаешь о том, что будет с нашей жизнью лет через 10.

— Никогда об этом не задумывалась. Хм… Будем все так же завтракать?

— Я уверен, что так и будет! — грустно улыбнувшись, я набрал вилкой завтрак. Мне показалось, что я навязался с ерундой.

— Витя… А все-таки… Почему ты спросил меня об этом?

Я вздохнул и вытер рот салфеткой.

— Не знаю, Катя, — меня снова передернуло, — Я говорил с Пешкиным…

— Опять? Да ты же знаешь, что он за человек!

— Подожди. Он в обеденный перерыв рассуждал о своей жизни, какая она будет потом, и я понял, что не могу представить, как мы будем жить в 2060 году. Как будто я настолько не успеваю за жизнью, что просто потребляю все, что мне предлагают!

Катя перестала есть и сложила руки на коленях.

— Катя, — настаивал я, — задумайся, ведь мы жертвы прогресса. Ты помнишь 2020 год?

Она кивнула.

— Какой была наша жизнь 30 лет назад? Мы мечтали, а сейчас…

Катя перебила меня вздохом и по родному улыбнулась. Это всегда меня успокаивало, но не в этот раз.

— Мы были молоды, совсем, как сейчас!

— Да, да… Но я о другой жизни, которая нас окружала и какой стала