Ladislas Farago

BURN AFTER READING

TIE ESPIONAGE HISTORY OF WORLD WAR II

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

Шпионаж играл заметную и нередко весьма запоминающуюся роль в каждой войне, но лишь в период Второй мировой войны он обрел статус своего рода «Четвертого сословия». Характер и размах этого ожесточенного конфликта породил особый вид войск, тайно сражавшихся в тылу и на своих собственных фронтах.

Думаю, не требует пояснений, что я использую слово «шпионаж» в универсальном смысле. Если эта книга — история шпионажа времен Второй мировой войны, то по логике вещей она включает в себя и планы тайных операций, и различные формы разведывательной деятельности, шпионажа и саботажа, подрывной и контрразведывательной деятельности, описание засекреченных баталий, проводившихся параллельно с обычными боевыми операциями современной войны.

Шпионаж осуществлялся обеими сторонами, но лишь союзники придали этому виду деятельности истинный размах. Вполне объяснимо — в оккупированных неприятелем странах Европы и Азии он был и оставался единственной возможностью угнетаемых бросить вызов угнетателям и в итоге обречь их на поражение. Это был стихийный бунт, зародившийся в душах оказавшихся под вражеским игом людей, объясняемый их стойким стремлением к свободе, даровавшим весьма сомнительным занятиям ауру благопристойности, оправдывавшим и убийства, и другие преступления.

Это была всего лишь видимая часть большой войны, однако даже эта часть сама по себе заслуживает полное право считаться отдельной войной. Более не существующий на этом свете дуче вряд ли преуспел как надлежащий авторитет в решении каких-либо вопросов, за исключением разве что военных. В своем отношении к войне этот субъект предельно прозрачен и не обнаруживает и тени лицемерия. Муссолини однажды заявил, что, дескать, только война доводит энергию человека до возможного максимума и отмечает печатью святости народы, которые имеют мужество сражаться. Нет войны более благородной, чем отпор миллионов тирании.

Именно секретная составляющая Второй мировой войны и побудила меня написать эту книгу. Для изучающего шпионаж историка немецкий шпион, исполняющий явно преступные приказы во благо своей державы, как объект исследования равнозначен любому американскому агенту, добывающему сведения для своей страны. Хотя все же применительно ко Второй мировой войне существуют свои оговорки, и даже до педантизма объективный историк обязан признавать их. Мне лично эту мысль привил генерал Колин Маквин Габбинс, начальник британского Управления специальных операций. Он писал: «Отпор, который мы были вынуждены давать все эти долгие и мрачные годы на оккупированных территориях гестапо, коллаборационистам Квислинга и секретным службам Японии, был настоящей войной со всеми присущими ей страданиями, смертями и даже пытками… И находились тысячи и тысячи тех, кто выполнил свою задачу, тех, для кого самым главным в жизни было сохранение нерушимости боевого духа. Они целиком отдали себя делу, которое считали высшей целью».

Но даже невзирая на это, у меня все же остаются определенные сомнения. У того, кто в течение многих лет столь же серьезно, как я, посвящал себя и захватывающей, и в то же время требовавшей огромной эмоциональной нагрузки деятельности, не может не выработаться определенной точки зрения, и я, признаюсь, на самом деле не свободен от некоторой доли предвзятости. С одной стороны, отчасти мое отношение к этой работе можно было охарактеризовать как умеренно презрительное. Здесь весьма кстати процитировать Вергилия, предупреждавшего, что все зло подпитывается тайной. Большая часть работы здорово отдавала ребячеством, как если бы взрослый мужчина ни с того ни с сего ударился в мальчишество; она представлялась неким несерьезным времяпрепровождением, к которому человек взрослый и не без гордости осознающий свою вполне сформировавшуюся взрослость неизбежно отнесся бы с иронией. С другой стороны, у меня не хватало духу без обиняков окрестить эту работу заведомым обманом. Известны случаи, когда то, что замышлялось как игра, некое надувательство, временное и не очень серьезное, нередко дорастало до фактора огромной разрушительной мощи, и тем, кто воплощал его на практике, всю жизнь потом приходилось расплачиваться необратимыми психическими травмами.

Я и не пытался полностью исключить эту предвзятость со страниц данной книги. В отличие от части писателей я не ставлю целью живописать шпионаж с избыточным пиететом; упомянутые авторы слишком уж много внимания уделяют героике игры, не замечая при этом ее театральной надуманности. Хочется верить, что читатель не осудит меня, если я, описывая явления по данной теме, воздержусь как от мелодраматизма, так и от некритичного восхваления шпионских деяний, а, скорее, попытаюсь придерживаться золотой середины, не забывая при этом и о чувстве меры.

Ввиду неохватности масштабов этой тайной борьбы любое повествование о ней обречено на неполноту и не всегда убедительно. И это повествование — не исключение. Стараясь представить более сдержанную картину, я ограничился выборочным описанием событий и самой темы. Сожалею, что из-за ограниченности объема будущей книги я не имел возможности описать деятельность некоторых движений Сопротивления, в частности партизанскую войну на Филиппинах. Я сознательно опустил уже достаточно хорошо известные инциденты, такие как похождения «человека, которого не было» и случай с Тайлером Кентом. Несколько получивших широкую огласку операций, как, например, проникновение на базу в Скапа-Флоу подводной лодки, якобы проведенной туда шпионом, также опущены, ибо никогда не происходили[1]. Уверен, что те, кто изучает этот аспект, обнаружат достаточно упущений. Заранее приношу извинения за любые возможные огрехи и недостатки и в свое оправдание могу лишь сослаться на очевидные сложности при получении сведений по столь непростой и запутанной теме, как шпионаж.

Считаю своим долгом выразить благодарность моему другу и коллеге Джею Нельсону Таку за неоценимую и самоотверженную помощь в редактировании рукописи, представлявшей бесформенное нагромождение документов, и превращении ее в упорядоченную книгу. Работа Джея Нельсона Така над моей рукописью далеко выходила за пределы обычной редакторской задачи. Если данная книга и заслуживает похвалы, это в огромной степени достижение редактора.