Слышу голос из прекрасного далека,

Голос утренний в серебряной росе,

Слышу голос, и манящая дорога

Кружит голову, как в детстве карусель.

Ю. Энтин. Прекрасное далеко

Смерч из сияющего, ослепительно-белого света медленно поднимал меня вверх, и, раскинув руки в стороны, я полностью отдался его власти. Все мое существо наполнило чувство безмятежного покоя. Перед широко раскрытыми глазами переливался радужный поток из миллиона цветов и оттенков, через тело перекатывались ласковые теплые волны, нежно подталкивая меня все выше и выше.

На плечо опустилась чья-то мягкая рука. Лениво повернув голову, я взглянул в свое собственное лицо. Беспокойства от появления двойника я не ощутил. Значит, так и должно быть. Приложив правую руку к груди, двойник склонил голову в приветствии и улыбнулся, несколько смущенно и словно виновато. Еще раз сжал мое плечо дружеской хваткой и медленно растаял в окружающем нас свете без следа. Но я уже смотрел в другую сторону — наполовину скрытый клочьями светящегося тумана, ко мне направлялся широкоплечий незнакомец, закованный в доспехи и с огромным мечом за плечами. Остановившись в шаге от меня, он снял шлем и, сохраняя серьезное выражение лица, коротко поклонился. Выпрямившись, кивнул на прощание, и его и без того полускрытая туманом фигура начала истончаться и таять, словно кусок льда на солнце. И опять я воспринял это как само собой разумеющееся и кивнул в ответ. Оба гостя показались мне смутно знакомыми, словно я уже видел их прежде. Сознание лениво всколыхнулось в попытке вспомнить и опять впало в ленивую дрему.

Поддерживающий мое тело поток сгустился и подтолкнул меня вверх, туда, где сияние было особенно ярким и пылало, словно серебряное ласковое солнце. Меня поднесло вплотную, и я уже протянул руку, желая дотронуться до этого великолепия, но не успел. Движение резко остановилось, и я завис в шаге от сердца медленно вращающегося водоворота. В ушах загремел сильный, но не злой, а скорее безразличный голос:

— Его нет в списках.

Ощущение опоры исчезло, и я стремительно понесся вниз, с недоумением глядя на отдаляющееся все дальше сияние и переплетение радужных красок. Еще мгновение, и все скрыл густой серый туман, темнеющий с каждой секундой, пока не превратился в непроглядную тьму. Сознание медленно потухло, и я погрузился в холодное оцепенение…

Прекрасное далеко,

Не будь ко мне жестоко,

Не будь ко мне жестоко,

Жестоко не будь.

Ю. Энтин. Прекрасное далеко

Сначала я услышал шум ветра. Пронзительные порывы со свистом проносились надо мной, пронзительно скрипели ветви деревьев, сгибаемые безудержным напором северного ветра.

Затем начали возвращаться остальные чувства — сквозь прикрытые веки пробился скупой луч света, спина ощутила, что лежит на чем-то жестком и ребристом, в ноздри проник густой запах дыма.

Медленно открыв веки, я обнаружил, что вижу серое зимнее небо и смотрю на него, словно со дна хрустального колодца. Еще несколько мгновению понадобились моему сонному мозгу, чтобы понять, что это вовсе не колодец, а достаточно тонкий слой льда, покрывающий мое лицо почти полностью. А судя по тому, что я не мог пошевелить конечностями, лед покрывал все мое тело. Но каких-либо неудобств я не ощущал, равно как и холода. Просто чувство некоторой скованности, словно я лежу под толстым тяжелым одеялом и могу откинуть его в любой момент. Досадная помеха, не более.

Но не это занимало сейчас мои мысли. Последним моим воспоминанием был момент смерти. Моей смерти. Каменный багровый саркофаг, неудержимо скользящий вниз по крутым ступеням, врезавшаяся мне в бедро цепь, увлекающая меня за собой, черная мертвая вода, неотвратимо смыкающаяся над головой, пузырящийся воздух, вырывающийся из моего распахнутого в беззвучном крике рта…

И еще какой-то белый светящийся туман, призрачные фигуры закованного в доспехи рыцаря и самого меня, с виноватой улыбкой на губах, чей-то грохочущий голос, звенящий в ушах, и стремительно падение в темноту…

Я умер и должен лежать на илистом дне, глубоко под водой! Рядышком с утопленным мною саркофагом, в котором покоится тело Тариса — древнего некроманта из императорского рода Ван Санти.

Но вместо посмертного покоя я отчетливо ощущаю свое тело, я могу думать, могу ощущать и видеть… видеть небо с плывущими по нему темными тучами.

«Кажется, дождь собирается… — мелькнула у меня в голове дурацкая мысль. — Может быть, я все же мертв, и это рай? Сейчас встану и сразу узрю райские кущи и прекрасных дев, что только и ждут моего пробуждения».

Но в глубине душе я на такой исход событий даже и не надеялся. Это с моим-то везением, да в райские кущи? Размечтался…

Поняв, что, праздно лежа на спине, многого не добьюсь, я напряг мышцы и постарался сесть. И мне это удалось. Под легкий звон разлетающихся осколков льда и непонятного хруста я поднял туловище вертикально и уперся руками в снег. Тряхнул головой, ощущая, как с волос и лица ссыпается мелкое ледяное крошево.

Первым, что я увидел, была каменная пирамида, вздымающаяся из воды передо мной. Кромка берега была в пяти шагах от моих ног, все еще скрытых под толстым слоем льда и слежавшегося снега. Мрачное ступенчатое строение было как на ладони. Жертвенный зиккурат Тариса. Это точно не рай. Скорее всего, я прямиком провалился в ад. Создатель, где же я так нагрешил-то?

Я с надеждой несколько раз моргнул, но картина в целом не изменилась, за исключением появившейся в поле зрения черной фигуры, частично заслонившей собой мрачное строение. Со столь знакомым скрипом доспехов фигура наклонилась и внимательно изучила мое лицо сквозь узкие смотровые щели изрядно исцарапанного шлема. Ниргал собственной персоной. Из нижних отверстий шлема вырвалось облачко горячего пара, на мгновение мне показалось, что в лицо плеснули крутым кипятком, и с рыком боли я отпрянул назад. Ниргал тотчас распрямился и приветственно ударил себя стальным кулаком в грудь. Две мощные руки обхватили меня сзади за плечи и одним рывком вздели на ноги. Инстинктивно оглянувшись, я, как и следовало ожидать, узрел еще две массивные фигуры. Вся троица ниргалов в сборе и, по своему обыкновению, безмолвно ждет моих приказов. Твою мать…

Солнце на секунду показалось из-за края тучи и пустило луч прямо мне в глаза. Прищурившись, я поднес ладонь к глазам, чтобы прикрыть их от солнца, и оторопело замер — моя рука просвечивала насквозь. Казалось, что она вылеплена из дымчатого хрусталя. Сквозь полупрозрачную кожу отчетливо просматривались линии вен и капилляров, виднелись более темные сухожилия и мышцы. В самой глубине руки отчетливо различались кости и суставы пальцев. Переведя застывший взгляд на другую руку, я убедился, что она выглядит точно так же. Неловко действуя прозрачными пальцами, я поспешно распахнул смерзшуюся, хрустящую куртку и с еще большим ужасом уставился на обнаженную грудь, небрежно перевязанную лентами заиндевевших бинтов, между которых виднелась матовая полупрозрачная кожа. Многочисленные раны бесследно исчезли, оставив после себя только едва различимые пятна более белой кожи. Различив между хрустальных ребер что-то, очень сильно напоминающее слепленное из белоснежного льда сердце, я поспешно запахнул куртку, зябко обхватил себя за плечи руками и отрешенным взглядом уставился в пустоту.