Советское оккупационное сообщество, возникшее волею судеб и по приказу начальства в самом центре разрушенной послевоенной Европы, – явление уникальное и невероятно интересное. Десятки тысяч простых советских людей вместе с чадами и домочадцами попали после войны на службу в Советскую военную администрацию в Германии (СВАГ), занялись делом, к которому их никогда не готовили, и увидели чужой мир, который никогда не ожидали увидеть. Возникший на оккупированной территории «маленький СССР» стал своеобразным социокультурным экспериментом, в ходе которого советский режим проявил себя, обнаружил свои ключевые черты и специфические особенности, продемонстрировал миру сформированные им разнообразные человеческие типы, способы действия и алгоритмы поведения. Сваговцы (читателю еще предстоит привыкнуть к этому неологизму), вернувшись на родину, многие десятилетия хранили в памяти историю своей немецкой жизни. Кое-кто из бывших руководителей СВАГ даже сумел поделиться своими воспоминаниями, пусть и написанными в духе мемуарного социалистического реализма. Но сама история Советской военной администрации на долгие десятилетия погрузилась в сумрак секретных архивохранилищ, куда без специального допуска было не попасть.

Теперь архивы в основном открыты. Историей Советской зоны оккупации и СВАГ занимались и занимаются десятки историков1. Однако ни одной книги об уникальном социальном явлении – советском оккупационном сообществе – до сих пор не написано. Мало кто из авторов авторитетного «собрания сочинений» по истории советской оккупации проявил интерес к личности обычного сваговского чиновника, попытался набросать его коллективный портрет. Не занимая высоких постов, именно он (этот чиновник) в силу своего разумения (или неразумия) исполнял (или не исполнял) приказы руководства – управлял, как мог, оккупированной Германией. И нужно быть очень наивным, чтобы полагать: там, где в дело вступала большая политика, от личных и профессиональных качеств советского бюрократа, и не только его, но даже сержантов и солдат, служивших в военных комендатурах, мало что зависело. Лишь изучая влияние личности исполнителей, их modus operandi и modus vivendi на работу оккупационной власти, а в конечном счете на результаты большой политики Сталина в германском вопросе, можно объяснить ход и исход советизации, и в отдаленной перспективе – конечное фиаско советской политики в Восточной Германии.

Примем за очевидность суждение немецкого историка Э. Шерстяной о том, что документы из фондов СВАГ, как и другие архивные материалы советского происхождения, ни концептуально, ни эмпирически2, а попросту говоря, никак не отразились в социальной и культурной истории советской зоны оккупации. Что же касается социальной истории СВАГ, то такой истории пока нет. Десятистраничная статья Эльке Шерстяной, содержащая, как она сама говорит, «некоторые мысли», которые в будущем могут пригодиться исследователям советского оккупационного сообщества, конечно, не заполняет пробела.

Когда десять лет назад мы только приступали к архивным изысканиями по истории «маленького СССР», нам и в голову не могло прийти, что кто-то из историков может в пылу полемики превратить «длительную и кропотливую работу в архивах» в некий опровергающий аргумент, поскольку, де, «в архивных документах часто отражается не норма повседневности, а отклонение от нее»3. Усомнившись в точности утверждений Шейлы Фитцпатрик о советском человеке 1930-х годов4 (а это именно ей попало за «кропотливую работу в архивах»), ее оппонент решил не утруждать себя подробностями и доказательствами, а ограничился лишь иронической репликой. Нас, в общем-то, не смутил бы подобный полемический прием, если бы уважаемый автор не озадачил читателей заявлением о «норме повседневности», которую, как кажется, он не очень склонен искать в архивах. И где же тогда ее искать? Может быть, в «прецедентных текстах» эпохи сталинизма? К таким текстам философ и социолог Н. Козлова относила и малохудожественный соцреализм, и «Краткий курс истории ВКП(б)», и «Книгу о вкусной и здоровой пище»5. Они (эти тексты) показывают некие образцовые практики, другие берега советской жизни – совершенно чуждые повседневности, манящие обещанием грядущего счастья. А пока демонстрирующие нелепый шаблон правильной книжной жизни. И что же тогда остается делать историку? Отвлечься от живой реальности, в которой слишком много «отклонений», и, может быть, постараться их даже не замечать? Вернуться в парадный мир сталинской идеологии, ведь она тоже была частью повседневности? И с опаской приближаться к рассекреченным архивным документам, остерегаясь не тех открытий?

Мы, разумеется, не страдаем архивным фетишизмом и тем более не верим в «правду из сейфа», хотя наши основные источники более пятидесяти лет были скрыты в отделе специальных фондов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ). В этой книге читатель встретится и с опубликованными мемуарами, и с дневниками участников и очевидцев событий, с нашими собственными семейными преданиями о жизни и работе родителей одного из авторов в аппарате Политсоветника СВАГ, с художественной литературой из разряда честного социалистического реализма, с пропагандистскими текстами сталинских времен и даже с некоторыми важными для понимания темы кинофильмами давно ушедшей эпохи. Но все самое важное, новое и интересное мы все-таки почерпнули в фондах Советской военной администрации, хранящихся в ГА РФ.