Алексей Аверьянов

Ангел

Ночь только-только вступала в свои права, пожелтевшие кроны, смоченные даже не дождём, а водной взвесью, окутывались свечением. Словно последние маяки дня, указывающие, что когда-то была власть света и тепла. Но тьме легко шагать сюда, и, возможно, это не солнце отступало, а мрак поднимался с освящённой земли, где всегда угрюмо. Ворота кладбища были уже давно закрыты, капли влаги множились на тяжёлом замке, и только хромированная цепь тщетно пыталась подыгрывать отступающему дню.

Вдалеке проехал автомобиль и скользнул фарами по одинокой фигуре, стоящей вплотную к запертым воротам. Строгий чёрный костюм-тройка, аккуратные седые волосы и четыре цветка, сдерживаемые лишь побелевшими пальцами.

Грузный охранник бежал вдоль могил. Аллея немного петляла, и чувствовалось, что его так и подмывает срезать путь, пробежать по прямой, но ступать на холмы, под которыми лежали люди, он не решался. Ключи в его руке бренчали, издавая столь неуместный радостный звон. А ночной гость стоял неподвижно, зная, что будет дальше, и это знание давило на него неминуемостью и грузом времени, которое он оттягивал.

Охранник, справившись с замком, распахнул калитку и, лебезя, пригибаясь, обеими руками показал ночному гостю путь. Тот же, не взглянув на него, лишь шагнул внутрь и двинулся вглубь. Этот путь был ему и так прекрасно известен, и в той же степени неприятен. Его шаг был твёрд и уверен, но чувствовалась неприязнь, вынужденность этого ночного паломничества.

Могила казалась заброшенной только на первый взгляд, соседние места выкуплены, трава всегда скошена, а цветы, как бы растущие сами по себе, ухожены и менялись от сезона к сезону. Он не мог допустить, чтобы кто-то знал про это место, поэтому и приезжал лишь раз в год, оставляя охрану за пару кварталов, заходил в бар, а оттуда, через чёрный ход, сюда.

— Здравствуй, Маша.

Голос, всегда властный и сильный, дрогнул. Мужчина одёрнул себя, рефлекторно поправляя уже влажную жилетку. Руки дрожали, от холода став по-покойничьи бледными. Глаза скосились вниз, на рыхлую землю, на надгробие.

— Мария, моя славная, что мне тебе рассказать?

Мужчина сел на скамеечку и склонился.

— Мы тут Machtvolle Macht поглощать собираемся, два месяца уже с ними спорю, дерутся за каждую долю процента. Немецкая педантичность, мать её за ухо. Но тебе и тогда это не особо интересно было.

Повисла пауза, мужчина смотрел наверх, в чёрный провал, на тоскливо перетекающее небо, плачущее вместе с ним. Вот только его слёзы никто не видел.

— Пашка твой, кстати, ничего всё-таки. Зря я на него в тот раз жаловался. Главой отдела его сделал, тянет потихоньку. Правда, замы у него хорошие, на них всё. Но он старается, пыхтит, вижу, что в надрыв, но сам. Маш, за что ты так со мной? Влад звонил. С месяц назад. Я на переговорах был, он скандал устроил, что сразу не соединили. Тебе не понравится, но уж как есть. Бабу он нашёл какую-то. Мои пробивали её, ей-богу, шалава.

Мужчина глубоко вдохнул и сполз со скамейки на землю, лёг вдоль могилы и закрыл глаза. Морось постепенно стала покрывать его лицо.

— Тебе здесь спокойно хоть? Знаю, что уже не ответишь, но хоть знак дай, там птицей какой крикни или молнию пусти, — он усмехнулся и положил голову на камень, — скромница. Ты же знаешь, девушку это не красит. Может, закончить уже финансировать Владика? А? Что думаешь? Ладно дети, но муж. Он же вдовец, десять лет алименты с того света получает. Нет, мне не денег жалко, но он же дебил. Паша работает, делает что может, хоть и под моим присмотром. Но всё честно.

Мужчина вскочил, оставив сухой след на бетонной дорожке.

— Как же я мог забыть? — чуть не закричал он. — Варя-то твоя поступила наконец. Немудрено забыть, почти год прошёл. Я когда у тебя был, ты помнишь, она в Гамбурге рисованию училась. Мазня мазнёй, как по мне, но современное искусство. Я тебе ещё рассказывал, что в дом на Садовой пару её работ повесил. Помогал как мог, деньги напрямую же она не берёт, вот и выкупал её работы, какие на продаже были. И я немного помог. Не удержался, вдруг и вправду талант. В Политех Милана пошла. Я тоже не понял сначала, но это шестой в рейтинге университет по дизайну и искусствам. Англичане взятки не берут, так бы в Королевскую академию можно было, но здесь подвох пришёл, откуда не ждали. Твоя Варя не поверила в этакое письмо из Хогвартса, мол, не может Королевский колледж, весь из себя старейший и лучший, заинтересоваться её работами. А мне совсем чуть-чуть оставалось договориться, и её бы взяли. Тогда и подумал: Германия, Италия — они же рядом. И поверила! Представь себе, позвонила, отправила конкурсную работу и поступила.

Мужчина вновь лёг, подложив обе руки под голову. Небо всё так же было непроницаемо серым, но он улыбался, мысленно находясь далеко, на Лигурийском море, где всегда солнечно и никогда не идёт дождь.

Охранники встретили босса в условленном месте. Он хмуро сел в машину, нещадно пачкая сидения, и скомандовал ехать домой.

— Серёга, а что это с ним?

— Так сегодня же её день.

— Чей? Ничего не понимаю.

— А оно тебе нужно? Ты сколько с нами?

— Полгода.

— Оно и понятно. Тогда слушай, но чем меньше людей знает, тем лучше. Сольёшь инфу — шеф не простит. В худшем смысле.

— Эм… принято.

— Лет десять назад была у него помощница, Мария вроде. Что там между ними происходило, неизвестно. Потому что ходят слухи, что любовницей она была, но ни свидетельств, ни фактов нет. При этом, кто в фирме в те времена работал, говорят в один голос, что помощница и не более, правая рука. Так вот, на одной из деловых встреч какой-то психопат в ресторан ворвался. Так она вместо него пулю поймала. Там всё за доли секунд решалось. Вон он каждый год к ней и ездит. Думает, мы не понимаем, а может, и знает. Но ему спокойнее, когда все молчат.