– Правда ли, что он умер и не вернется больше?

– Он не умер! – отвечали розы. – Мы ведь были под землей, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было.

Г.-Х. Андерсен

Однажды пасмурным осенним вечером, когда ветер особенно жалобно воет у высоковольтных столбов, заставляя натянутые струны проводов гудеть и содрогаться, а бездомные собаки предпочитают быстро прошмыгнуть в дверь подъезда, наудачу открытую кем-то из отчаянных жильцов, мужчина и женщина за ужином спросили свою маленькую дочку, кого она хочет – сестренку или братика.

Разговор происходил на кухне. Над круглым столом, застеленным поверх скатерти клеенкой с цветочками, низко висела лампа с оранжевым абажуром. Девочка, чертившая ложкой по остаткам манной каши на дне тарелки, подняла глаза и посмотрела на родителей с тем выражением преждевременного для ее возраста понимания и прощения, которое у большинства пап и мам вызывает вполне естественный испуг и – как следствие – неоправданное раздражение. У присутствующих же мужчины и женщины ее взгляд вызвал очередной приступ умиления: они старались придерживаться той прогрессивной теории воспитания, по которой каждый ребенок – это гость, пришелец, посетивший наш мир на счастье присутствующим, и относиться к нему следует как к равному либо как к существу, познающему окружающую его жизнь с непостижимостью собственной логики.

– Я хочу собаку, – сказала девочка, подумала, вздохнула и уточнила: – Сенбернара. Но если это слишком хлопотно, можно хотя бы маленького котеночка?

– Она сказала «слишком хлопотно»! – умилилась мама.

– Мы должны были иначе сформулировать вопрос, – вступил папа. – Она же у нас редкая умница, а мы с нею опять общаемся в рамках общепринятой банальности.

– Вы собираетесь еще размножаться? – уточнила девочка.

Замолчавшие родители, оторопев, посмотрели друг на друга, подбирая выражения за рамками общепринятой банальности.

– Понятно, – вздохнула девочка. – Вы уже все сделали.

Папа попытался выяснить степень ее осведомленности о процессах размножения млекопитающих.

– В смысле… – начал он, – ты хочешь сказать, что мы сделали… А что мы, собственно, сделали такого?…

Он замолчал, потому что мама толкнула его под столом коленкой.

– Да ясно, что, – кивнула девочка. – Вы перестали охраняться, и мама забеременела. Можно мне теперь банан?

– Ты так разговариваешь с нами, – заметила мама, подвигая дочери тарелку с бананом, – как будто мы в чем-то виноваты. Это наше с папой решение, наш выбор…

– А зачем тогда вы меня спрашиваете?

Переглянувшиеся родители кивнули друг другу с некоторым удовлетворением: с логикой у девочки все в порядке.

– Мы хотели узнать, кого ты хочешь – девочку или мальчика, – нашелся папа.

– Все это ерунда, – заметила девочка, осторожно снимая с банана узкую ленточку кожуры. Потом она аккуратно отодвинула оставшуюся оболочку от белой мякоти и медленно начала есть, методично срезая ложечкой понемногу с доступной поверхности банана.

– Почему – ерунда? – удивилась мама, завороженно следившая за ее действиями.

– Во-первых, – заметила девочка, – никакой это не ваш выбор. Мама пьет таблетки, чтобы не было детей. Значит, заберемение получилось случайно. Во-вторых, нельзя заказать мальчика или девочку по своему желанию.

Папа взял задрожавшую руку мамы, сжал ее легонько и успокаивающе объяснил:

– Лерочка видела, что ты регулярно принимаешь таблетки. Она меня спросила летом, не больна ли ты. И я рассказал о преимуществах планирования деторождаемости в семье.

– И о проценте погрешности, – кивнула девочка.

– Да, – кивнул папа, – и о проценте погрешности.

– Получается, что у вас сейчас случился этот самый процент, – Лера продолжала бессердечно поражать родителей своим ясным умом и логикой. – А теперь вы меня спрашиваете, чтобы я тоже была в этом замешана, да?

– Как это?… – не выдержала мама и выпустила-таки из сердца отчаяние, трепыхавшееся там с самого начала беседы. Отчаяние вытекло из глаз двумя небольшими слезинками, задержалось было на щеках, но потом капнуло на ее правую ладонь. Тогда мама отняла свою левую руку у папы и растерла мокрое отчаяние по тыльной стороне правой.

Лера выела ложечкой весь банан и принялась соскребать с внутренней части кожуры белую мякоть тонкими длинными полосками. Брала эти полоски пальцами и закладывала в открытый рот с торжественностью жертвоприношения.

Папа, отслеживающий каждое ее движение, от такой серьезной непосредственности потеплел взглядом и ободряюще обнял жену за плечи.

– Валька, не усугубляй! – серьезно попросил он. – Тебя всего лишь спросили, кого ты хочешь – сестру или братика.

Валькой Леру называли, когда ее действия считались неправильными. Это было совсем не обидно, потому что маму звали Валентиной, а папу – Валентином. Иногда из-за одинаковых имен родители представлялись маленькой Валерии одним существом.

– Вы что, хотите ребенка? – продолжала «усугублять» Лера. – А папа летом говорил, что второго ребенка нужно заводить, когда у первого установится психическое и физиологическое восприятие мира. Папа сказал, что оно у меня должно установиться к школе.

– Ты так говорил? – вскинула глаза мама и посмотрела на мужа совершенно незнакомым взглядом.

– Ну да, – растерялся муж. – Я говорил, что в семье важные решения должны приниматься совместно, и Лера должна так же отвечать за свой выбор, как и мы…

– Если вы считаете, что у меня уже установилось это самое восприятие мира, значит, я могу ухаживать за собакой. Я согласна на спаниеля. Я подумала и поняла, что сенбернара мне не осилить. Если с ним что-то случится и он упадет, раненный, на дороге, я не смогу взять на руки такую большую собаку и отнести ее в безопасное место. А спаниель – самое то! – Лера серьезно посмотрела на родителей – по очереди в глаза одному и другому.

– Твой папа говорил неправильно, – бесцветным голосом заметила на это мама Валя. – Решение о ребенке принимают те, кто в состоянии ребенка зачать и воспитать. Ты не можешь принимать участие в его рождении.

– Но можешь помогать нам ухаживать за маленьким, когда он родится, – поспешил папа загладить неприязнь в тоне мамы.

– Так нечестно, – воспротивилась Лера. – Принимать решение я не могу, а ухаживать могу, да? Давайте заведем собаку и поделим ответственность. Я буду ухаживать за собакой, а вы за ребенком.

– Почему мы все время говорим о собаке?! – повысила голос мама.

– А вы мне так и не ответили! – повысила голос Лера. – Вы хотите ребенка или сдаетесь перед погрешностью? А как же планирование семьи? Он должен был родиться, когда я пойду во второй класс! А перед школой мы по плану должны завести собаку!