Обхватив тонкими руками плечи, Т'эрик оцепенело стоял возле узкого окна, совершенно заслоняя его даже своей излишне стройной фигурой. Изнурительная дрожь с самого утра сотрясала его тело, хотя в сумеречном этом коридоре вовсе не было холодно. И за окном здесь не буйствовал Ветер, и не раскалывали пространство могучие разряды, и не мчались по небу сплошным клубящимся потоком черные тучи, изредка подхлестываемые чудовищными Вздохами. Здесь было тихо и спокойно – всегда. Как ущелье, тянулся меж двумя рядами многоэтажных гранитных блоков широкий проспект – прямой настолько, что просматривался отсюда до самой Срединной стены. А от беспокойного климата его укрывала прозрачная пленка, слегка провисшая между плоскими крышами блоков. Впервые Т'эрик смотрел на Столицу изнутри, с высоты Дворцового Кольца, последнего и самого надежного из заслонов перед сердцем Империи – Храмом, где обитала сама Божественная Ю. И, похоже, второго такого случая судьба уже ему не предоставит.

В который раз Т'эрик зябко передернул плечами и покосился на воспитателей-Псов, маячивших за спиной. Скорее бы все кончилось! – с тоской подумал он. На что я надеюсь, дурень? Все же ясно заранее, все предопределено. Мне не дадут шансов – ни единого!..

К тому же на город уже опускалась ночь – время, когда тревоги и сомнения Т'эрика усиливались многократно, а душу смущали неясные желания, когда он был уязвимее всего. Испытания затягивались будто нарочно, а Т'эрика, конечно же, поместили в самый конец списка, словно бы понимая, насколько его изматывает ожидание, как выгорает он дотла от одних лишь дурных предчувствий.

Тьма вокруг неотвратимо сгущалась, и бодрости это не прибавляло. Некоторое время Т'эрик безнадежно наблюдал, как гроздями неостывших углей разгораются на полу осветительные плиты, отбрасывая бледные блики на гранитные стены. Затем его насторожил мерный шорох, надвигающийся вдоль плавного коридорного изгиба, словно это подкрадывалась исполинская змея.

Спустя несколько томительных мгновений загадочное существо возникло из-за поворота, и Т'эрик пристыженно хмыкнул: по бесконечному кольцевому коридору неспешно продвигалась на четвереньках ровная шеренга из шести голышек в полированных рабошлемах, синхронно мотая перед собой двуручными щетками. Трудились они как заведенные и походили друг на друга упругими ладными телами и смазливыми мордашками, будто их подбирали специально.

Завороженно Т'эрик следил за рабынями, пока одна из них не замерла, уткнувшись щеткой в его сапог, а вместе с ней застыла и вся цепочка. Спохватившись, он переступил через склоненную фигуру, и уборщицы немедленно возобновили движение, словно включившись. Т'эрик провожал взглядом их забавно оттопыренные, раскачивающиеся в едином ритме попки, пока голышек не поглотил сумрак. Затем прежние страхи вернулись к нему с новой силой. Ну сколько еще может длиться эта пытка!..

В отчаянии Т'эрик вцепился ладонями в оконную решетку, пытаясь задавить это омерзительное, высасывающее силы и опустошающее душу трепыхание пугливой плоти. Взгляд его упал на запястья, выдвинувшиеся из широких рукавов, и Т'эрик неприятно поразился, насколько похожи они на руки голышек – такие же тонкие, гладкие. И с этими прутиками он еще смеет на что-то рассчитывать? Безумие!..

Внезапный скрип дверей едва не подбросил Т'эрика в воздух, хотя он уже истомился его ждать. Рывком повернув голову, юноша вонзился взглядом в долговязую, не слишком складную фигуру Доуда, возникшую из проема.

– Ну? – спросил Т'эрик одними губами и шагнул к приятелю вплотную. – Куда?

– Как и хотел, – пробормотал Доуд недоверчиво. – Останусь при дворе. Даже не очень терзали.

Еще бы, с завистью подумал Т'эрик. С такой родословной!.. После посещения заветного зала что-то изменилось в длинном лице Доуда, будто он уже примерял на себя новую роль. Или это показалось Т'эрику?

Блуждающие глаза Питона вдруг зацепились за лицо друга, и он зашептал торопливо:

– Полный обвал, старичок. Испытателем теперь сам Кэн – уж его тебе не обойти при всем старании!

У Т'эрика оборвалось сердце. «Кэн?» – переспросил он обреченно, и Доуд сочувственно кивнул. Ах, как все плохо! – с тоской подумал Т'эрик. Когда мне наконец повезет – ну хоть раз? Должна же быть справедливость!..

– Это мой единственный шанс, – сипло произнес он. – Если не попытаюсь сейчас – мне не выплыть. И зашлют меня навечно в такую дыру!..

– Ну почему ж – навечно? – без уверенности возразил Доуд. – Потерпи пару-тройку лет, а потом мы тебя вытащим.

– Ну да, если вспомните! – фыркнул Т'эрик. – Кто я вам тогда буду? К тому времени вы уж вознесетесь высоко!

Затравленным зверем смотрел он на дверь, за которой вершились судьбы, и понимал, что отныне вся жизнью его будет проходить вот так: перед захлопнутыми наглухо створками. А почему, собственно, – чем он хуже других? Разве он виноват, что беспечные его пращуры не слишком радели о чистоте породы, а родичи поближе и вовсе не сумели выжить? За что же его-то бить?

– Кэн? – повторил Т'эрик осторожно. – А что – Кэн? Разве он не человек?

– Забудь и думать, дружище! – тревожно воззвал Доуд. – Чего бы ты там ни воображал о себе, но ведь это Кэн, основатель нашего стиля. Любой из его подмастерий разбрызжет тебя по стенам!..

– Пусть! – откликнулся Т'эрик угрюмо. – Значит, большего я не стою.

Изо всех сил он старался задавить страх или хотя бы не пропустить его наружу, но позорная дрожь трепала Т'эрика все заметней. Чего же я страшусь больше? – спрашивал он себя. Поражения или смерти? Или чужой силы? Господи, какой стыд! Ну почему я не умею разозлиться по-настоящему?!..

– Опомнись, парень! – негромко предостерег Доуд. – На что замахиваешься? Надо же знать свой предел!

В его словах Т'эрику почудилась спесь завтрашнего придворного, но он лишь усмехнулся уныло. Чего ж странного? Эта проклятая дверь уже развела выпускников по разным тропам, и школьная дружба отходит в прошлое. Каждому да воздастся по заслугам!.. И что проку в пустом бахвальстве? Куда мне против Кэна – тем более сейчас, когда едва держат ноги? Да меня теперь любой первогодок сделает!..

– За тебя даже некому мстить, – добавил Питон хмуро. – Они не станут церемониться.

На это тоже нечего было возразить. Погибший род не оставил Т'эрику ничего, кроме бессмысленной, бессильной гордости, и даже сама Истинность юноши до сих пор оспаривалась школьным Хранителем. С натугой Т'эрик растянул вздрагивающие губы в улыбку и ткнул приятеля кулаком в грудь.

– Веселей гляди, Длинный! – сказал он. – Зато меня некому и оплакивать.