В оформлении обложки использованы изображения с https://ru.depositphotos.com/ и https://www.shutterstock.com/ по стандартной лицензии

Послезавтра я узнаю цвет моих новых брюк. Швея в Бельвиле уже взялась за иглу.

А пока я завис вверх тормашками в аквариуме на пять тысяч литров. Скованный по рукам и ногам. Конферансье снаружи кривляется:

— Тридцать два! Тридцать один!

Грим на мне разбух, тушь растеклась и щиплет глаза.

— Двадцать пять! Двадцать два!

Я паникую и пускаю пузыри. Замок открыт, но цепь запуталась.

— Два! Два с половиной… Два с хвостиком…

Дзынь —! — вдыхаю воды с испугу, но меня уже выплёскивает на арену. Силач Буль стоит над грудой битого стекла с пудовой гирей, а меня выворачивает в лужу. Конферансье вопит:

— С вами был маг Леон Заратустра!

— Заратустрица, — дразнит зал.

Я плохо отрепетировал. После меня выпускают пуделей.

* * *

— Зря Буль не дал тебе утонуть, — директор варьете распинал меня размалёванным ртом, не снимая клоунского носа и парика. — Мы бы заменили воду на формалин и выставили тебя в холле, разбухшего и синего, как экспонат кунсткамеры!

Мсье Жако любил фантазировать на тему моей скоропостижной гибели. Но его позвали на сцену.

— Не будет номера к послезавтра — катись на улицу. Реквизит добывай сам. Не потрачу больше ни сантима на твои выкрутасы.

Я ему, конечно, поклялся. Но идей у меня, конечно, не было. Дрызгая сырым трико по кулуарам варьете, я глянул на сцену, где скакали учёные пудели. Иветти — худенькая дрессировщица в ажуре и пайетках — никогда не смотрела на меня и вполовину так нежно, как на своих питомцев.

Возвращаясь к вагончику, я надеялся, что Лимпопо не окажется дома.

— За…

— …рат…

— …устрица! — каркнули братья, едва я толкнул дверь.

Мы делили закопченный дочерна вагончик с сиамскими близнецами. То был редкий экземпляр уродства внутри и снаружи. Лим рос посредине. Слева — на уровне плеча — почковался По. И ещё один По прилип справа. Вместе они походили на куклу трёхглавого людоеда из сказок про Джека-победителя великанов. Сморщенную, плохо сшитую куклу с желчью и алкоголизмом. Лимпопо собирали до сотни франков за вечер одним своим омерзительным видом. Чудеса. Лично я платил бы близнецам за то лишь, чтоб больше их не видеть.

— Чего дома сидишь? — я знал: обращение в единственном числе их бесило.

Лим рыгнул:

— Наша бабка звала…

— …таких, как ты…

— …шакалами!

Левый По хотел бросил в меня бутылкой, но рукой завладел другой брат.

— Слушай, Лимпопо. А говорят, бабка-то ваша была ведьма. Здесь же полно её вещичек. Одолжите мне что-нибудь для номера?

— Только…

— …через наш…

— …труп, — огрызнулись братья.

Барахло покойной бабки затопило вагончик. Особенно меня раздражал громоздкий шкаф-домино. Одну его половину усеяли белые ящики разного стиля и фасона. А другую половину — чёрные.

— Ну, хоть шкаф отдай? Я распилю в нём женщину с бородой.

— Да пошёл ты…

— …на…

— …пятьсот франков, — ляпнул По.

Близнецы оторопели, взвизгнули — и зажглась потасовка. Правый и левый По хватали Лима зубами за уши. Две ручонки царапали троих без разбора, подчиняясь братьям по очереди. Я плюнул на них. Пнул дверь и вышел. Мне был нужен кислород.

Денег, чтобы просадить их в баре, у меня не нашлось. Тогда я побрёл к вагончику Иветти. Моему личному Мысу Доброй Надежды. На стук никто не открыл, но когда я развернулся, чтобы уйти, смех дрессировщицы раздался из-за угла. Через секунду мы столкнулись нос к носу.

— Леон!.. Думала, ты работаешь над номером.

— С кем это ты хихикала?

— Это что, сцена ревности?

В пергидролевых кудрях блеснула лилия из гагата.

— А это что, новая заколка? — парировал я на тон истеричнее, чем хотел.

Иветти зачмокала, подзывая пуделя, и оттеснила меня с крыльца.

— Слышала, мсье Жако тебя уволил.

— Ещё нет.

— Ну, так послезавтра уволит. Леон, ты обещал, что мы съедемся, а сам теряешь последний заработок!

Она чуть не прищемила мне нос дверью. Пудель облаял меня изнутри.

— Могла бы и посочувствовать! — Я бросил ком земли ей в окно. — Сука.

Плетясь назад к вагончику, я надеялся, что близнецы уже спят. Но вместо звезды удачи мне светила чёрная дыра.

— Леон, душка… — мурлыкнул левый По.

— …у нас для тебя…

— …сюрприз.

— Иди к чёрту, урод.

Я был слишком на взводе, чтобы насторожиться, когда Лимпопо не взбесился.

— Мы подумали, ты голоден…

— …а мы всё-таки соседи, так что…

— …угощайся.

На столе громоздилась супница. Пузатая кастрюля из фаянса с петушком на крышке. Мелькнула заманчивая мысль, что внутри окажется пудель Иветти. Уж коль близнецы так хотели мне угодить.

Я взялся за петушка и заглянул в супницу. На дне теснились бледные, приправленные имбирём устрицы.

Лимпопо разразились хохотом, запрокидывая головы и хлопая по столу. Звенели блюдца. Но смех уродов глушил нарастающий где-то шум. Он пульсировал и бушевал внутри, пока я сжимал хвост фаянсового петушка. Комната сузилась до обидчиков. Выхваченные софитом моей ярости, пасти изрыгали ненавистное:

— За!..

— …рат!..

— …устрица!

Лимпопо ещё хохотали, когда я смёл их с табурета. Я всё бил и бил крышкой супницы по средней голове. Самой мерзкой из трёх. За позор на арене. За выволочку у директора. За ссору с Иветти. За… рат… устрицу.

Очнулся я, когда в пальцах остался петушок. Тяжёлая фаянсовая крышка раскололась, черепки и устрицы валялись повсюду. Лимпопо хватался за скатерть, и звон посуды, что сыпалась на нас, вернула звуки в мою вселенную.

— Лим…

— …умер!

Я соскочил с их тела. Близнецы не могли встать: одна нога лежала неподвижно, другая сучила по полу, скользкому от крови. Лим таращил глаза и не мигал. Минуту. Две.

— Ты…

— …его!

Они пропустили то, что предназначалось Лиму: «убил». Правый По затрясся и стал ловить ртом воздух, а левый испугался и заверещал. Он толкался и рвался в сторону, будто пытаясь убежать от братьев.

Стало жуть, как страшно. Я зачем-то бросил фаянсового петушка в шкаф-домино, вывалился из вагончика в густую ночь и припустил вниз по улице.

* * *

Где меня носило? Помню огни фейерверка, рогатые маски и дьявола на ходулях. Помню холодную воду и пощёчины жандарма. Светало, когда я очнулся на смятой постели, завернутый в кокон пледа. Под пледом я был совершенно голый.

— Тебя выловили из канала на Тюильри, — Иветти взяла меня за руку. У неё раскраснелись и припухли глаза. — Ты здорово напился после нашей ссоры… я так полагаю. Люди видели, как ты шатался по карнавалу сам не свой.

Это не был тон