Владислава Бурносова

Я рисую крылья бабочек

Всем тем, кто рядом

Дорогая Аня! Прости, что так долго не писал тебе.

Прежде, чем я начну эту историю, я должен кое в чём признаться: вначале тебя здесь не было. Были другие люди, их диалоги и воспоминания. Не было той боли, что сейчас сжимает твоё сердце, не даёт дышать, заставляет плакать снова и снова. Не было живых чувств, которые накрывают тебя раскалённой лавой, обжигают, уносят куда-то далеко от реальности.

Но вот ты здесь. А значит, я могу рассказать настоящую историю. Понимаешь? Историю, где всё живое, настоящее. Где веришь каждой детали, каждому шевелению листочка.

Закрой глаза. Наше путешествие начинается.

Ты идёшь по лесу, а вокруг струится мягкий предрассветный сумрак. Уютная дымка течёт сквозь пальцы, оставляя на руках аромат влажной травы и восходящего солнца. Ты идёшь по лесу, то и дело цепляя юбкой ветви поваленных деревьев. Трава щекочет босые ноги, мнётся, порой обдавая пальцы влажными каплями росы.

Ты впервые видишь этот лес, этот смолистый островок незнакомой тебе жизни. Но кажется, что когда-то давно, возможно, ещё в детстве, ты была здесь. Словно не чувствуешь, а вспоминаешь ароматы крапивы и полыни. Ты готова поклясться, что если дотронешься до шершавой коры берёзы, то сможешь рассказать, где находится каждая трещинка. Сможешь по памяти пересчитать веточки, молодые зелёные листочки. Только бы подойти ближе. Только бы дотронуться…

Видишь поваленную ветром берёзу? Она ведь так похожа на тебя, Ань. Мощная корневая система, множество всё ещё зелёных листьев. Смотри, какой толстый ствол. Она могла расти десятки лет, но буря почему-то выбрала именно её. Приложи руку к коре. Чувствуешь, как между пальцев побежали искорки? Это её энергия, которую она готова дарить даже сейчас, когда, казалось бы, всё потеряно.

Но я обещал тебе историю. Она и впрямь началась не с тебя. Она началась с девочки. С девочки, что плакала, спрятав лицо в ладонях. Подойди ближе. Слышишь, что она говорит? Ей страшно. Внутри неё жило спрятанное воспоминание, которое вдруг вырвалось на поверхность, заставило девочку потерять связь с настоящим и нырнуть так глубоко, что уже не было понятно, где тьма, а где спасительный свет. Она лежала там, на самом дне омута памяти, и смотрела, как мимо проплывает её жизнь.

А я сидел рядом, незримо обнимал и слушал. И в какой-то момент я понял, что в моих руках трепещет душа. Такая хрупкая, маленькая душа. Бабочка, Ань. На моих ладонях были четыре крыла, переливающиеся всеми цветами радуги. И когда солнце неожиданно залило комнату, когда пылинки закружились в медленном танце, бабочка отряхнула слезинки с крыльев и села на плечо девочки.

А потом в этот рассказ пришла ты.

Вначале ты бродила по тёмному ночному лесу. Шла на ощупь, падала, порой так уставала, что садилась, опиралась спиной о дерево и плакала. Ты не видела этот лес, но ты помнишь его. Помнишь шершавые стволы деревьев, их ветви и листья. Они не давали тебе упасть, когда становилось совсем плохо.

А потом ты подняла глаза и увидела звёзды. Они сверкали там, в бездонной черноте небесного купола. Они были такие далёкие и недостижимые, но всё же излучали свет. Ты потянулась к нему, всем сердцем, всей душой желая прикоснуться к тому чистому и спасительному блеску. И ты пошла вперёд, не опуская головы и не смотря под ноги. Падала, спотыкалась, но шла. И лишь когда перед тобой забрезжил рассвет, когда деревья расступились, лишь тогда ты посмотрела вниз. Там, склоняясь под порывами ветра, была трава. Густая, зелёная, она устилала ковром землю. И тогда ты поняла, что твой путь окончен. Ты легла на траву, раскинув руки, и стала смотреть на восход. В тот момент ты победила саму себя, помнишь?

Вставай, мы идём дальше. Смелее! Посмотри, какой необъятный мир вокруг! Срывай полевые цветы, купайся в лучах тёплого солнца, ступай босыми ногами по мягкому мху. Посмотри, как краснеют ягоды рябины. Как думаешь, ты сможешь сделать из них бусы? Огненные, живые, холодные на ощупь. Наберём огромную корзину, принесём домой, сядем осенним вечером возле печки, возьмём нитку длинную — длинную и будем нанизывать ягоды. Огни в печке и огни в руках. Красиво, правда? Или, может быть, шишек наберём? Говорят, из них варенье варят. Вкусное. Готова попробовать? Представь, как стоишь на кухне и терпкий еловый дух разносится по комнатам, заполняя всё вокруг смолистым ароматом. Боишься? Почему? Вот и корзинка стоит, за деревом прячется.

Мы выходим на поляну, окружённую живым забором из раскидистых сосен. Корзина с шишками оттягивает руку, туман белоснежными облаками стелется по земле, первые рассветные лучи окрашивают природу в золотистые тона. Там стоит домик. Самый обычный, без пряничных стен и карамельных окошек. Посмотри на навес рядом с ним. Видишь? Там сидит девочка. Она рисует. На краю крыши навеса висят ловцы снов, обереги, которые ты никогда не видела. Они тихо качаются на утреннем ветерке, едва слышно позванивая колокольчиками.

Ты словно бы нырнула в тугой, пахнущий соснами воздух. Тебе кажется, что ты плывёшь в этой вечерней прохладе, и при каждом вздохе вокруг разлетаются сотни пузырьков. Словно это от дыхания девочки, а не от ветра колышутся ветви сосен и зелёная трава, ковром устилающая землю.

Ставь корзину, давай посмотрим, что рисует девочка.

Руки в краске. Передник перепачкан. Медленно и слажено работают кисти.

— Что рисуешь? — задашь ты вопрос.

— Крылья бабочки, — спокойно ответит девочка.

— Почему? — спросишь ты, присаживаясь на душистое сено, что лежит в углу навеса.

Ты смотришь на яркую сочную зелень, до которой не добралось беспощадное солнце. Мимо пролетает бабочка. Она сложила свои красивые крылья, опустилась на цветок. Тончайшее кружево. Мельчайший узор.

— Во время войны Сталин приказал разработать маскировку для техники. Единственным человеком, который мог бы это сделать, был мужчина, который изучал крылья бабочек. Вот только его кафедру закрыли ещё до войны, ведь это такая ерунда, эти крылья бабочек… — девочка отбросила с лица прядь волос и продолжила: — Человека нашли в блокадном Ленинграде и привезли в столицу. Когда мужчину спросили, какую награду хочет за работу, то он ответил, что просит открытия кафедры…

— И…они открыли кафедру? — спросишь ты, и голос предательски дрогнет.

— Да, в 1944 году. Говорят, на его могиле изображена та самая бабочка, что когда-то позволила этому человеку начать свои научные поиски.

И ты почему-то заплакала… Ты смотрела на