«Таллиннский переход» написан при участии Дмитрия Михайловича Васильева.

24 августа 1941, 00:15

«Главнокомандующему Северо-западным направлением. В результате боёв 20-23 августа войска 10-го корпуса имели потери до 3000 человек. Противник подошел к внутренней линии обороны города и ведет огонь по Пирита. Танки противника вышли на развилку дорог Таллинн-Пярну-Хаапсалу. Вся зенитная артиллерия ведет огонь по танкам и пехоте. Артиллерия кораблей и береговой обороны используется для поддержки. Бомбардировочная авиация улетела на восток, ввиду отсутствия аэродромов, истребители на посадочных площадках. Длина фронта 50-55 км...»

Командующий Краснознаменным Балтийским флотом (КБФ) вице-адмирал Трибуц, откинувшись в кресле, на секунду закрыл глаза. Непрекращающийся грохот артиллерийской канонады не давал сосредоточиться. Уже более суток боевые корабли КБФ, сгрудившиеся на Таллиннском рейде, вели непрерывный огонь, сдерживая стремительное продвижение противника. Но положение было безнадежно. Город обречен. И еще немножко промедления и он станет могилой флота в лучших военно-морских традициях. Севастополь, Порт-Артур, Новороссийск... Это понимал уже не только Военный совет КБФ, но и последний морской пехотинец, из последних сил сдерживающий натиск врага у памятника «Русалке». Это понимали все, но не понимал штаб Северо-западного направления, не давая разрешения на эвакуацию. Впрочем, прямо об эвакуации никто не просил. Ни Трибуц, ни его начальник штаба, контр-адмирал Пантелеев, ни член Военного совета КБФ, контр-адмирал Смирнов, не желали быть расстрелянными по обвинению в паникерстве. Само слово «отступление» было запрещено. Но адмиралы продолжали надеяться, что командование Северо-западного направления само разберётся в обстановке и отдаст приказ об эвакуации...

Прошли уже два месяца войны, и эти два месяца были для командования Балтийским флотом временем какого-то непрерывного багрового кошмара. Удар группы армий «Север» генерал-фельдмаршала Лееба был страшен. Из двух армий прикрытия 11-ая перестала существовать почти сразу, разрезанная и рассеянная танковыми клиньями генерал-полковника Гёпнера. Вторая из армий прикрытия границы — 8-ая — стремительно откатывалась на восток. Бездарный и некомпетентный командующий Северо-западным фронтом, генерал-полковник Кузнецов, уже в первые часы войны потерял управление войсками, израсходовав все свои танки в безумно-авантюрном наступлении на Тильзит. В считанные дни противником были захвачены Либава, Рига, Усть-Двинск, Вентспилс. Столь быстрый разгром сухопутной армии в Прибалтике загнал Балтийский флот в смертельную ловушку. Имя этой ловушке было Таллинн. Никаких планов сухопутной обороны Таллинна не существовало, как, впрочем, не существовало планов обороны ни одной из баз флота. Война «малой кровью на чужой территории» не требовала никаких оборонительных планов. Мощный советский флот не имел равных на Балтике. Два линкора, два крейсера, три десятка эсминцев, флотилии подводных лодок, торпедных и сторожевых катеров, сотни вспомогательных кораблей были готовы ко всему: и следовать на Запад, прикрывая правый фланг победоносно наступающей Красной Армии, прорвав проливы и выйдя из тесной Балтики на просторы Северного моря и Атлантики, неся свободу пролетариям всего мира, и встретить на Балтике Гранд-флит, устроив ему второй Ютланд (потому на новых эсминцах было столько торпедных труб и не было зенитных орудий; потому строились новые линкоры и линейные крейсеры, но каждый тральщик приходилось «выбивать» в Москве под страхом стать «врагом народа»), и высадить десант в Швеции, и еще к многому другому, что рождалось в воспаленной партийными интригами и идеями мировой революции голове Иосифа Виссарионовича Сталина. На этих авантюрно-агрессивных доктринах был воспитан весь флот: от адмиралов, уцелевших в кровавых чистках 30-х годов, до матросов- новобранцев, приходящих на корабли из учебных отрядов Кронштадта.

Первые дни войны развеяли все барабанно-фанфарные предвоенные доктрины. Катастрофа была многоплановой и страшной. Это была прежде всего катастрофа внешней политики, проводимой малограмотной бездарностью, возомнившей себя великим государственным деятелем. Это была катастрофа внутренней политики, прежде всего политики строительства вооруженных сил.

Несмотря на беспрецедентную в истории милитаризацию всей общественно-политической жизни страны, ни страна,‘ ни вооруженные силы оказались не готовыми к требованиям современной войны. И это была военная катастрофа. Боевая подготовка войск была вопиюще низкой на *всех уровнях: от командующих фронтами до рядовых. Разделив военную науку на две части: на загнивающую буржуазную и передовую пролетарскую, от буржуазной напрочь отказались, а пролетарскую так и не придумали.

Зажатый в тисках этих катастроф, захваченный войной на чужой, враждебной территории Прибалтийских государств, флот начал агонизировать в первые же часы войны. В панике оставлялись базы, взрывались корабли и склады, оставлялось противнику бесценное, накопленное годами флотское имущество. Горели стратегические запасы топлива. От разрушенных пирсов отваливали переполненные беженцами транспорты, чтобы стать легкой добычей авиации и мин противника. Без всякого плана и цели, как обалдевшие от страха тараканы, метались боевые корабли по Балтике и Рижскому заливу. Их обнаруживали и прихлопывали, как тараканов.

Начиная с 22 июня, не было и дня, чтобы не погибло несколько кораблей. Линкоры, как водится, укрылись в Кронштадте. Туда же пришел искалеченный подрывом "на мине, потеряв носовую часть, крейсер «Максим Горький». Второй крейсер — «Киров» — буквально волоком протащили по Моонзундскому проливу, чтобы не бросить в Риге. Гибли, переламываясь пополам, эсминцы, взрывались тральщики, исчезали навсегда в пучине подводные лодки, горели, грузно переворачиваясь, транспорты с тысячами людей на борту.

И весь ужас обстановки еще увеличивался тем, что у немцев флота на Балтике практически не было.. Две флотилии торпедных катеров, две флотилии вспомогательных тральщиков, самоходные баржи, плавбазы да четыре старых финских подводных лодки — вот все, что удалось немцам наскрести для Балтийского театра. Уже в ходе войны несколько старых пароходов переоборудовали во вспомогательные заградители. И хотя в своих официальных отчетах Военный совет КБФ называл немецкие плавбазы крейсерами, а тральщики типа — эсминцами, все хорошо знали правду, и от этого становилось жутко. Не было целей для грозных строенных торпедных аппаратов и 130-миллиметровых орудий эсминцев, не было целей для 180-миллиметровых орудий крейсеров и 12-дюймовых орудий линкоров.

А корабли гибли. Гибли каждый день! Гибли от мин, гибли от авиации, гибли от навигационных ошибок. Впрочем, в единственном артиллерийском бою, имевшем место на Балтике в течение всей войны, тихоходная немецкая плавбаза, шедшая Ирбенским проливом в сопровождении двух тральщиков, рассеяла артиллерийским огнем своих четырех 88-миллиметровых орудий целый дивизион наших эсминцев, шедших под флагом капитана 1-го ранга Хорошкина, и чуть не утопила один из них — «Сильный».

Метался флот. О поддержке правого фланга армии и речи не было. Во-первых, никто не знал, где этот фланг находится, я во-вторых, постоянно приходилось