Третья жена шейха

Пролог

Москва, 1980 год

Елена

Наташа смеется над анекдотом про Чапаева, который я ей рассказала, и жмет на газ.

Московские улицы пусты, машин практически нет. К Олимпиаде город очистили от лишних автомобилей.

Впереди очередной пост ГАИ. Молодых курсантов выгнали на улицы в усиление к сотрудникам автоинспекции. Паренек машет нам полосатой палочкой, и Наташа останавливается у тротуара.

— Товарищ инспектор! — первой в окно кричит подруга. — Мы спешим в олимпийский пресс-центр!

В подтверждение своих слов Гаврилова предъявляет пластиковую аккредитацию на Олимпиаду. Курсантик смущенно улыбается красивой водительнице и позволяет нам продолжить свой путь.

Наташа работает переводчиком в пресс-центре на центральном стадионе имени Ленина в Лужниках. Сегодня у нее выходной. Никто не ожидал, что капиталисты будут бойкотировать наши игры, поэтому переводчиков подготовили слишком много.

Гаврилова в зеленой тенниске и серой юбке. Это официальная форма игр. Ей можно было бы и не предъявлять аккредитацию. И по одежде видно, где она работает.

Я же надела белое платье. Потому что Олимпиада — это праздник.

Сегодня отец разрешил взять Наташе свою "Волгу", поэтому мы в прекрасном настроении. Я кручу ручку и опускаю стекло на дверце. Высовываюсь на улицу и наслаждаюсь легким ветерком.

Утром небо хмурилось, но сейчас прояснилось. Видимо, московские власти опять разогнали дождь. Теперь тучи улетят в Подмосковье и будут поливать наш сад на даче.

Хочется кричать от восторга. От соблазна подальше возвращаюсь в салон автомобиля. Смотрю на Наталью и смеюсь.

В груди легкий трепет от осознания, что скоро я стану частью великого спортивного праздника нашей страны. Даже голова слегка кружится.

Мы с Гавриловой учимся на одном факультете иностранных языков, но на разных курсах. Я на первом, она на втором. Знакомы еще с английской спецшколы, где вместе посещали волейбольную секцию.

Мы на трибуне. Уже сорвали горло. Стадион забит и яростно болеет за своих. Мне кажется, что я стала частью какого-то единого организма. У нас одно дыхание на всех. Мы вдыхаем и выдыхаем, вдыхаем и выдыхаем. Мы объединены одной целью и меня топит в общем восторге.

Соревнования по тройному прыжку.

— Са-не-ев! — орем мы с Наташкой после объявления спортсмена диктором из репродуктора.

Следим за каждым движением легенды советского спорта. Спортсмен разбегается и летит. Задерживаю дыхание, моя душа летит вместе с ним.

Чувствую прожигающий затылок взгляд. Оборачиваюсь и осматриваю ряды. Негры, арабы, азиаты и русские. Все сосредоточены на арене. Хихикаю над своей паранойей и возвращаю внимание на спортивное действо.

— Горло пересохло, — наклоняется ко мне Наташа, — я сгоняю за «Фантой».

— Хорошо, — с радостью соглашаюсь я. Мы столько кричали, что у меня тоже во рту аравийская пустыня.

Затылок снова жжет. Резко поворачиваюсь и обвожу взглядом трибуны. Много лиц, но на меня никто не смотрит. Становится не по себе. По позвоночнику пробегает холодок.

Объявляют результаты. Санеев только второй, но первое место тоже наше — у молодого спортсмена из Таллина.

Золото и серебро у СССР. Трибуны ликуют. На разных рядах начинают открывать шампанское. То здесь, то там слышатся характерные хлопки. Атмосфера праздника. Я беззаботно смеюсь.

Рядом появляется девушка в арабской одежде и протягивает мне открытую бутылку «Кока-колы».

— Peace, friendship! — говорит она по-английски и салютует мне другой бутылочкой.

Я тронута таким знаком внимания. На глаза наворачиваются слезы. Пусть нас бойкотируют, но люди во всем мире приветствуют Советский Союз и игнорируют волю капиталистического лагеря. Я беру колу и чокаюсь с бутылочкой девушки.

— Мир, дружба! — вторю ей по-русски, улыбаюсь и жадно пью напиток.

Меня поглощает черная темнота.

Пролог. Продолжение

Я прихожу в сознание. Не понимаю, где я. Голова шумит и мне безумно страшно.

Ничего не вижу. На глазах повязка.

Я лежу на мягком матрасе. Руки вытянуты вверх, запястья зафиксированы. Пытаюсь опустить руки. Ничего не выходит. Кажется, они прикованы к грядушке кровати.

Слышу шорох ткани и замираю. Кручу головой, но не могу ничего увидеть. Я пытаюсь крикнуть, но только мычу. Рот заткнут кляпом.

Меня охватывает паника. Животный страх, который вытесняет все мысли.

— Не бойся! — раздается низкий мужской голос на английском. — Я не причиню тебе вреда.

Если он думает, что успокоил меня, то ошибается. Я в ужасе кричу. Но из-за кляпа вновь мычу.

Снова шорох одежды. Матрас рядом со мной проминается.

Я чувствую чужие руки на моем теле. Только сейчас осознаю, что я еще и голая.

— Латифа! — шепчет похититель и проводит пальцами по моему лицу.

Я мечусь в ужасе и пытаюсь освободить руки. Чувствую себя птицей в клетке и плачу от беспомощности.

— Тише, детка, не бойся, — уговаривает меня голос.

Ощущаю вес голого тела. Чужая горячая кожа касается моей. Мои ноги сковываются чужими коленями.

В ноздри проникает тяжелый мускусный сладковатый терпкий запах.

Я резко замираю и боюсь дышать. Пытаюсь втянуть живот, чтобы уменьшить телесный контакт.

— Будь послушной, латифа, — рокочет мужчина, — если будешь хорошей девочкой, тебе все понравится.

Я чувствую его губы на своей ключице. Не дышу. Все мои ощущения концентрируются там. Ничего не вижу, ничего не слышу. Только чувствую.

Чувствую, как горячее дыхание опаляет мою кожу, а влажные губы блуждают по телу.

Самое ужасное во всем происходящем, что меня охватывает какой-то непонятный трепет. Это не стыд, а что-то другое.

Мне страшно, но прикосновения чужих рук и губ не вызывают омерзения. Это будоражит и волнует. По телу проходит волна мурашек.

Я прислушиваюсь к томительным ощущениям. Снова задерживаю дыхание, потому что его язык касается моего соска. Мужчина засасывает его в рот и облизывает со всех сторон.

Закрываю глаза под повязкой. Настолько все пронзительно.

Мое дыхание учащается. Внизу живота разливается непривычное тепло. Это приятно.

Все происходящее кошмар наяву. Но мне приятно. Какой-то бред!

Похититель резко разводит руками бедра. Мое лицо заливается красным. Как хорошо, что я ничего этого не вижу. Наверное, умерла бы со стыда.

Мужчина что-то бормочет по-арабски.

Я чувствую его язык в развилке моих ног. Это какое-то безумие. Что он