Кирилл Ликов

Сказка о неправильных новостях

Поле, широкое поле. Это дом для многих маленьких и не маленьких жителей нашего березняка. Тут в отличие от зарослей и чащоб кипят свои страсти, происходят свои истории, празднуются свои даты. Но если все это есть, то непременно будут существа желающие узнать все, что происходит рядом. Кто-то для своей безопасности, кто-то наоборот узнать на кого можно рядом напасть, а кто-то просто для интереса. А если есть желающие узнать новости, то есть и газета, в которой эти новости печатаются. И есть журналисты, которые эти самые новости в этой газете, а её называли "Перекати поле", печатали. Но странные дела творятся последнее время вокруг, и в березняке нашем в частности. Сейчас профессия журналист стала сродни саперу. Не дай вселенная ошибаешься хоть раз, разорвут на сотни тысяч кусочков.

Суд это вам ни фунт изюма, дорогие мои звери и другие обитатели нашего березняка. Это прямо событие. Для кого радостное, для кого грустное, а для большинства просто событие. А если в березняке событие, то что? Правильно, все идут как на парад, готовятся задолго до этого, чистят перышки и шерстку, гладят костюмы и платья. За три дня до события не возможно в парикмахерскую попасть, приходится за неделю записываться. Суд, судом, а там будут все и выглядеть нужно соответственно, чтобы соседям показать, рядом с каким существом и выпало счастье жить. Событие, пусть и суд, это дело святое, это как казнь в средневековье, собирает всех вокруг.

Альберт сидел на скамейке и пялился на свои ноги. Ноги, как ноги, хорошие мышиные ноги. Он этими ногами все своё поле раз триста обегал, когда новости собирал. Альберт был журналистом "Перекати поле". И судили его сейчас именно за его журналистскую деятельность. А точнее за статью, где он описал охоту волков и спросил читателей, доколе же такой террор будет продолжаться?

— Суд идет! — покаркал чёрный ворон с предпоследней ветки сосны.

Это был секретарь суда. Во-первых, вороны хорошо запоминают, а значит, ему не нужно записывать за судьей, а во-вторых они долго живут, а значит, информация у них хранится в голове долго, словно в архиве. Ну и сверху ему хорошо видно, как идет суд.

На поляну, где собрались все, вышел старый бурый медведь. Это был судья. А за ним выбежали пять волков, так сказать потерпевшая сторона. Михайло Потапыч важно водрузился на пень и обвел присутствующих карающим, но справедливым взглядом.

— Ну, что же, начнем.

— Начнем, начнем, конечно же, начнем! — подтвердили волки.

— Кто тут виновный? А, то есть, подозреваемый?

Наступила тишина. Понятно же было, что подозреваемый сидит в клетке в центре поляны, и это мышонок. Но кто знает, суд у нас конечно справедливый в березняке, да только никто не сомневается, что если покажут пальцем в твою сторону, то и тебя справедливо посадят, а потом и сожрут. И самое главное, все это справедливо.

— Видимо я, — отозвался из клетки мышонок.

— Отлично, — кивнул медведь, — в чем ты виновен?

— Я пока только подозреваюсь! — возразил мышонок.

— Вот дело, — принесла лиса несколько листков, плотоядных смотря на мышку в клетке и облизываясь.

Медведь глянул быстро на дело и махнул рукой.

— А, понятно, — устало махнул лапой судья, — виновен.

— Я возражаю! — пискнул из всех сил Альберт.

— Почему? — искренне удивился Михайло Потапыч.

— Я написал статью о том, что видел своими глазами, и это не может быть фейком! Это истинная правда!

— Жаль, — прорычал медведь, ему так не хотелось долго вести суд, ибо малина уже созрела, и её могли собрать другие судьи, не задействованные на данный момент в правосудии, — и что же утверждает твоя статья?

— Там все честно сказано, что волки не смотря на выработку своего лимита на мясо, напали, растерзание и съели уважаемого много мудрого козла, Ивана Саватеевича, члена научного института березняка, когда тот шёл к себе домой.

— Вранье! — как один заорали все пять волков.

— Суд даёт право голоса защите!

— Это вранье! — вышел вперёд один из волков. — Мы ни на кого не нападали!

— Так вы же стояли над трупом! — возразил мышонок.

— Стояли, — кивнул волк, — идем мы мирно, никого не трогаешь, вдруг видим, лежит козел на дороге. Подошли, пнули — мёртв. А тут выбирается из кустов эта мелочь и давай нас фотографировать.

— Но вы же его потрошили! — не сдавался Альберт.

— Мы потрошили? — округлил глаза волк. — Ваша честь, прошу оградить нас, честных санитаров леса, от поисков этого журналюги. Мы не потрошили ни кого, а просто решили убедиться, что козел мёртв, а для этого немножко тронули зубами за мясо, ибо, если бы он был жив, от такого сразу подпрыгнул от боли. Но нет, козел оказался мёртв.

— Вы его зубами трогали за мясо?! — не унимался мышонок.

— А чем же? Рук то у нас нет.

— Но вы же его потом сожрали!

— Никаких доказательств этому нет господин судья, — ответил на выпад мышонка волк, — мы потом сразу оттуда убежали, чтоб нас не заподозрили.

— А кости? — спросил Альберт.

— Спрятали! — и, поняв, что сказал лишнего, волк сразу заговорил снова. — Ни про какие кости мы не знаем, но слышали, будто этому мышонку, недавно, прислали из-за границы, из самого тридевятого царства недоеденный бублик!

— Это правда?! — насупился медведь, глядя на подозреваемого.

— Правда, — согласился Альберт, ибо отписаться было бессмысленно, — бабушка троюродная прислала угощение, доставшееся ей ещё от её бабки по наследству, как любимому троюродному племяннику.

— Это что? Это получение материальной помощи из-за границы? — зарычал медведь. — Да ты суки сын шпион?

— Но… — хотел возразить Альберт.

— Молчать! — заорал на него судья. — Виновен!

— А какой будет приговор? — каркнул ворон с ветки.

— Пожизненно!

— Так у нас же тюрем нет…

— Тогда сожрите его уже что ли…

— Всенепременно, ваша честь, — облизнулась лиса и резко рванулась к клетке.