Жизнь есть сон.

Я живу в кошмаре, от которого… пробуждаюсь в снах.

Нет свидетеля сну, но есть в нем подобье блаженства.

Жизнь есть ночь, проводимая в глубоком сне, часто переходящем в кошмар.

Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления.

Невозможность – слово из словаря глупцов.

Президент проснулся рано. Ровно в 6 часов 45 минут. Спал он, как всегда, спокойно и сладко. Сновидений уже давно не было. Их не допускали в его сознание. Он догадывался об этом, но никогда не спрашивал ни своих помощников, ни главу Администрации, ни жену. Президент был человек неглупый и понимал, что всё, что делают его врачи, психоаналитики, духовник, гласные и негласные советники и домочадцы, всё это – для его же блага и, стало быть, для блага страны и народа. Столько лет держать в руках эту громадину, безошибочно тащить её по выбранному – единственно правильному курсу, – шутка ли! Тут никаких человеческих сил не хватит. Это любому ясно. Однако была ещё одна неподъемная ноша, которую никто (или почти никто) не видел, которую он тщательно скрывал, но именно она – эта ноша и необходимость её всячески прятать – именно это тяготило его более всего и когда-то отравляло сон гнусными, колющими видениями. В мифическую загробную жизнь он, конечно, не верил, так же как в Страшный суд и прочие иррациональные глупости, но всё же… какое-то гаденькое сомнение тяжело ворочалось в темном углу спальни, когда он оставался один вдали от чужих недобрых глаз. То, что глаза, внимательно за ним следящие, в него проникающие, всюду его сопровождающие, беспрерывно цепко фиксирующие каждый жест, каждое мельчайшее проявление не запрограммированных чувств, которые он ещё с юности – в другой жизни – научился отправлять в самые потаенные уголки своего сознания, – то, что эти, то есть все глаза, на него устремленные, – недобры, он прекрасно понимал, знал, чувствовал. Даже глаза его самых верных и преданных приближенных. Впрочем, в искреннюю преданность он никогда не верил и так же, как его потаенный кумир – «эффективный менеджер», – полагался только на страх, на имеющийся компромат, на личную заинтересованность, инстинкт выживания каждого, даже самого ничтожнейшего башмачкина – винтика его безупречной машины. Президент за свою уже довольно долгую жизнь прочитал всего несколько книг, главным образом, касающихся его предыдущей – основной профессии. Но чужие высказывания запоминал хорошо. Поэтому слова Наполеона, сообщенные ему замом главы Администрации, он часто повторял и ими руководствовался: есть два рычага, которыми можно двигать людьми: страх и личная заинтересованность. Этот Наполеон, видимо, был неглупый человек. К тому же, тайная полиция у него была на высоте.

Управлять страной и своими чувствами – адова работа, и эта работа, всё это немыслимое напряжение требовали крепкого глубокого сна – 7 часов в сутки ночью и час днем. Какими методами это достигалось, Президента, в общем-то, не волновало, так как результат был налицо – и на лице: по-прежнему молодом, энергичном, по необходимости суровом, иногда, на радость народу, озорном, всегда внимательном к чаяниям простого люда. Хотя порой где-то очень далеко, в той субстанции, которая по старинке именовалась «душой», возникало смутное ощущение зыбкости своей независимости, прорастало подозрение, не воздействуют ли его верные охранители не только на сон своего Лидера… Но он гнал эти дурацкие предположения, ибо никто никогда не осмелился бы посягать на независимость мышления и поведения всесильного Отца Наций Московии.

Президент свесил ноги, нащупал привычные, всегда теплые, чуть потертые домашние тапочки, зажег свет. На улице полыхало июньское солнце, но окна его резиденции были тщательно задрапированы плотными шторами, чтобы неуправляемые лучи солнца по нечаянности не прервали сон в неурочное время, а также по причине строжайшей конспирации: во всех резиденциях окна были закамуфлированы изнутри тяжелой материей одинакового темно-вишневого цвета, идентичного фасона и выделки. Они никогда не приподнимались, не двигались и не менялись: вентиляция производилась при помощи самой совершенной китайской системы, установленной заключенными категории Z. Лампа дневного света засветилась у изголовья кровати. У иконок зажелтела слабенькая старомодная лампочка в виде свечи, комната оставалась в полумраке, Яркий дневной свет, многократно усиленный сиянием мощных юпитеров, мягкой нижней подсветкой и точечными лучами уникальных пистолетов, сглаживающих мельчайшие морщинки, чуть обозначившиеся мешки под глазами или, упаси Господи, понурое выражение глаз, – пистолетов, закупленных по баснословной цене в звездной студии Болливуда, – такой парадный свет предназначался только для торжественных приемов в Кремле, заседаний Госсовета или Совета Министров, еженедельных телевстреч с населением, ежемесячных обращений к нации и Высочайших посещений воскресных служб в недавно отреставрированном храме Христа Спасителя. В остававшееся время Президент привык пребывать в полумраке. Именно в такой сумеречной обстановке принимались им судьбоносные для страны и мира решения, проходили неофициальные встречи с нужными ему людьми, телефонные разговоры с лидерами дружественных стран, таких, как Великий Чеченский Эмират, Башкортостан, Свободная Тывинская Республика, Гондурас, Сахарская Арабская Демократическая Республика (Вади-Захаб) или традиционно нейтральных – Занзибар, Монако, Сент-Винсент и Гренадины, Италия. С лидерами других стран он предпочитал лично не общаться. В такой полуконспиративной атмосфере привык Лидер Наций работать.

Президент попытался встать – время до отлета президентского кортежа ограничено, а дел было много. Утренние молитвы: Мытаря, Святому духу, Трисвятое, Молитва Господня, Молитва ко Пресвятой Троице и далее по Молитвослову. На это отводилось от семи до девяти минут. После этого – зарядка 10 минут, личный туалет – 15 минут, принятие утренней пищи – 20 минут. Сбор – 5 минут, и три отряда сверхскоростных вертолетов «Черный питон», израильского производства (по семь штук в каждом отряде) взмывал в мгновенно пустеющее в радиусе 500 километров небо над Москвой. Никто никогда не знал, в каком отряде и в каком вертолете полетит Президент. Это он решал самолично в последнюю секунду.

Надо было вставать…

Но он неподвижно сидел на кровати, глядя в одну точку. Одна тапочка соскользнула с правой ноги, другая покачивалась, застряв на оттопыренном большом пальце левой. Было слышно, как где-то за стенами главного здания резиденции переговариваются по рации охранники, глухо заурчали моторы истребителей прикрытия. Мерно постукивал маятник старинных напольных часов. Пора было встать, подойти в Красный угол – небольшой домашний иконостас и, осенив себя крестным знаменем, начать молитву. Надо было двигаться, но он сидел и смотрел в одну точку – на допотопный отрывной календарь, непонятно, каким образом, очутившийся на стене прямо напротив его кровати, застрявший на 29 декабря 202… года. Какая-то смутная тревога впервые за последние годы защекотала в горле, под желудком, в паху. Причин для тревог не было решительно никаких. Всё было под контролем, страна жила в радостном предвкушении следующих Единодушных Выборов, хорошего урожая и повышения цен на энергоносители – европейцы с этой иглы давно уже слезли, Китай раскопал свои недра и качал это добро куда ни попадя, хотя сам, вслед за Европой и Америкой давно перешел на альтернативные искусственные виды топлива. Однако ещё многие дружественные страны ценили братскую поддержку Великого брата. Если удастся протянуть нить в Бангладеш, население опять вздохнет полной грудью и заживет свободной богатой жизнью. Ситуация в стране и в мире, основательно привыкшем к необходимости с ним сосуществовать, его не тревожила, не могла тревожить.