Фотография моего деда, увеличенная до огромных размеров, почти в натуральный рост, висит на самом почетном месте моей комнаты. Она в черной раме под стеклом.

Дед атлетически сложен, природа одарила его необычайной физической силой.

Бочкообразная грудная клетка своим объемом смотрится как нереальная. Он голый, в полосатых трусах, какие носили в начале века. На глазах у него кожаная полумаска с очками.

Вы будете удивлены, если я скажу вам, что тело его обмазано китовым жиром, поэтому оно так блестит в лучах восходящего солнца.

Патриарх семейства удивляет всех своим необычным видом.

В грузинских домах, уважающих своих предков, портреты дедушек висят на стенах. Одетые в черкески, грудь увешена орденами и медалями участников турецких, японских и других военных кампаний, дедушки сидят в креслах, сложив руки на сытые животы коммерсантов, или одетые во фраки оперных певцов, некоторые просто в крестьянских холщовых рубахах, а многие в кожаных куртках, шинелях бойцов Второй Красной армии, с саблями, винтовками, красными бантами. Разные дома. Разные дедушки.

Мой дедушка, Дурмишхан Думбадзе, был непревзойденным пловцом своего времени.

Дедушка служил в батумском порту водолазом. Корабли, прибывавшие со всех концов света, заливались нефтью. Заросшие ракушками и водорослями днища кораблей очищал Дурмишхан Думбадзе. Он выигрывал множество споров на время пребывания под водой без всяких водолазных приспособлений.

Английский боцман – чемпион британского торгового флота – однажды нырнул и три минуты находился под водой. Это был его личный рекорд. Вынырнув, он огляделся, но не увидел Дурмишхана. Прождав минуту, он крикнул своим коллегам, глядевшим на состязание с палубы: «Грузин утонул!»

Прошли еще долгие две минуты, и наконец над водой появилось красное от натуги лицо моего дедушки. Это был один из каждодневных подвигов Дурмишхана. Великий подвиг ждал его впереди.

В 1911 году дедушка прочел в батумской газете о традиционных проплывах через тридцатидвухкилометровый пролив Ла-Манш. Переплыть Ла-Манш стремились многие. Пловец Оскар Кавиль пытался два раза, но не смог. Пловец Хомс терпел неудачу четыре раза. Питер Галбейн вынужден был отказаться от своей затеи после семи безрезультатных попыток, хотя он несколько раз приближался к берегам Франции почти на 2 мили. Особенно упорным был Джоб Вольф, двадцать два раза безуспешно пытавшийся переплыть Ла-Манш. Впервые Ла-Манш переплыл Матью Вэбб в 1875 году. И лишь в 1911 году второй раз Томас Бургес. Газеты писали с восторгом: «Бургес повторил рекорд Вэбба. Пловцы Англии доказали всему миру свое несравненное превосходство в заплывах на дальние расстояния».

Дедушка решил проплыть от Батуми до Поти. Расстояние шестьдесят км. Ла-Манш плюс еще Ла-Манш. На волнорезе батумского порта дедушка смазал себя китовым жиром, который должен был предохранить тело от охлаждения и от разъедания солью. Он знал, что ему плыть весь день и всю ночь, и накладывал жир толстым слоем на руки, на грудь и на колени – особо уязвимые, они начинали мерзнуть первыми во время долгого плавания. Дедушка знал об этом, так как уже делал несколько подобных заплывов до Махинджаури.

На берегу собралось почти все население Батуми, внимательно следя за дедушкиными манипуляциями. Дурмишхан Думбадзе надел кожаную полумаску (в этот момент его сфотографировали), поднял руку, сделал прощальный жест своему родному городу и прыгнул в Черное море. Он плыл до Зеленого Мыса при солнечной погоде и спокойном море. Подул ветер, поднялись волны. Они мешали плыть. Дедушка с трудом продвигался вперед. Он плыл в полном одиночестве. Громадные волны то поднимали его на высокие гребни, то швыряли вниз. Бушующая стихия не сломила волю дедушки. Он мощно разрезал грудью встречные волны, батумцы недаром звали его «дельфином». В маске, в больших очках, он был похож на чудовищную рыбу, заплывшую в Черное море из далеких экваториальных вод.

Наступила ночь, утихло море, взошла луна, а пловец все плыл и плыл. Когда я думаю о той ночи, мне трудно представить, о чем он думал, плывя один по серебристой лунной дорожке. В успех его заплыва никто не верил, над ним смеялись, считали его сумасшедшим.

Три месяца готовился он, но старт откладывался со дня на день. У него не было средств, чтобы оплатить баркас для сопровождения. Английских пловцов поили в пути коньяком, горячим шоколадом для поддержания сил, их увеселяла музыка оркестров. Красивые женщины посылали воздушные поцелуи с палуб катеров и пароходов, сопровождающих пловцов. А Дурмишхан не смог добиться бесплатного горючего для одного баркаса.

Как он не сбился с пути в ту ночь? Может, он читал путь по звездам? Рассвело. Он плыл весь день. И только к вечеру следующего дня Дурмишхан увидел впереди себя далекие огни. Это был Поти. Дурмишхан плыл теперь прямо на огни.

Около военных казарм на берегу горел костер. С трудом держась на ногах от усталости, дедушка вышел на берег и подошел к костру. Появление из воды голого человека вызвало удивление солдат. Дедушка подошел и стал греть у огня озябшие руки.

– Откуда ты? И кто ты? – спросили его.

– Я из Батуми. По морю плыл!

Дедушку мучила жажда. Он попросил воды. Ему налили вино. Накинули на плечи шинель. Потом повели в казарменную баню. Он смыл с себя китовый жир. Уложили спать. Утром он попросил у офицеров выдать ему «бумагу» о том, что он доплыл до Поти. Офицеры, которые лучше солдат разбирались в географии, не могли поверить, что человек этот приплыл из Батуми. Время было мирное, шпионов ждать было неоткуда, его отпустили подобру-поздорову без «бумаги» и голого.

В белье какого-то доброго солдата Дурмишхан на попутной подводе отправился назад в Батуми. Хозяин подводы был армянином, он вез на продажу мед. Обессиленный дедушка ел мед, силы его прибавлялись. Армянин обладал красивым голосом, он пел грузинские песни, дедушка подпевал. Они пьянели от вина «Изабелла», плетеная бутыль опустошалась.

Лил дождь. Дорога тянулась вдоль моря. Дурмишхан смотрел на свинцовые волны и счастливо улыбался. Ведь он установил беспримерный рекорд дальнего заплыва. Он проплыл два Ла-Манша.

Подвода провалилась в яму, но никто не слезал с нее. Пьяный армянин и пьяный гигант-водолаз, в кальсонах и солдатской нательной рубахе, горланили песни и были счастливы, как дети. Потом они уснули. Проснулись ночью. Стуча зубами от холода, они вытащили из ямы подводу. Утром были в Батуми.

В свой родной город Дурмишхан въехал, скрываясь от посторонних глаз. Пушки не салютовали победителю. Это не был въезд триумфатора. С балкона не произносили торжественных речей, на голову не возложили лавровый венок.

«Ты доплыл до Чаквы, а потом вышел на берег! – сказали в городской управе. – Когда ты исчез, мы навели справки, на побережье люди видели, как ты вышел у Чаквы. И ради бога, не разубеждай нас в этом, не говори, что ты доплыл до Поти, мы все равно в это не поверим».