Думаю, любая из нас хотя бы однажды мечтала о хрустальной туфельке, прекрасном принце и сказочной любви. И всегда находился кто-то, утверждающий, что мечтать о несбыточном глупо. Долой скептиков и пессимистов! Не обижайте чудо неверием. Ваш прекрасный принц уже в пути! Но время еще есть. До того, как тыква превратится в карету, вы как раз успеете прочесть эту книгу.

С любовью, Алиса Косак

Женщина появилась внезапно – вдруг материализовалась из звенящей от холода темноты. Макс успел среагировать в последний момент: вывернул руль, ударил по тормозам. На обледеневшей, скользкой, как каток, дороге машину занесло, завертело, швырнуло в сугроб.

Какое-то время он просто сидел, вцепившись в руль, тупо глядя перед собой. По лицу катились холодные капли пота, а он не мог их стереть, потому что никак не удавалось разжать онемевшие пальцы.

«Зацепил – не зацепил?» – вертелась в голове одна-единственная мысль. Буйное воображение тут же принялось рисовать страшные картины.

Ну и что, что он не виноват?! Ну и что, что эта ненормальная сама бросилась под колеса его машины?! Все равно ее смерть останется на его совести. Все равно он теперь до конца дней своих не сможет спокойно спать. Шутка ли – убить человека…

А если зацепил, но не сильно? А если она жива? Или кровью истекает, пока он тут сидит?

Ступор прошел. Дрожащими пальцами Макс расстегнул ремень безопасности, толкнул дверцу и, как был, в тонком свитере, вывалился из машины. Январский ветер тут же забрался за пазуху, облапил тело, ледяными пальцами пробежался по волосам, швырнул в лицо горсть снежной крошки. Макс, согнувшийся от холода пополам, обежал зарывшуюся мордой в сугроб машину, замер посреди пустынной по случаю метели и позднего вечера дороги.

Жива! Слава тебе господи! Жива!

Женщина стояла на четвереньках у обочины. Кажется, она даже пыталась подняться на ноги.

Жива! Радость-то какая! Ведь жива же, раз не лежит пластом, а ползет! А что она ползет-то? Может, болит что или поломано?

– Вы в порядке? – Макс присел перед женщиной на корточки.

Та промычала в ответ что-то нечленораздельное, стала медленно заваливаться на бок.

– Эй, вы чего это? – Макс схватил ее за воротник куцей шубейки, потянул на себя.

Женщина перестала заваливаться, посмотрела на него мутным, совершенно невменяемым взглядом, снова что-то промычала.

«Пьяная, – догадался Макс, – или пьяная, или обдолбанная. Скорее второе. Алкоголем от нее не пахнет».

Беспокойство вдруг, сменилось лютой яростью. Макс даже холод чувствовать перестал от этой внезапной ярости.

Дрянь! Сука! Нажралась – и под его машину! Он бы ее сбил и загремел бы на нары ни за что ни про что… Он с гадливостью оттолкнул от себя женщину, вытер руки о джинсы. Потеряв опору, та снова стала заваливаться в сугроб.

Макс уже был у своей машины, когда, вдруг передумав, вернулся обратно. Алкоголичка не алкоголичка, а зацепить он ее все-таки мог. Может, у нее переломы или ушибы?

Тихо матерясь, отогревая дыханием окоченевшие пальцы, Макс принялся расстегивать куцую шубейку. Под шубейкой оказались джинсы и свитер.

Так, если сбил, на теле должны остаться кровоподтеки. На впалом животе наркоманки-алкоголички ничего такого не обнаружилось. Макс рванул свитерок выше – на груди тоже никаких синяков. На всякий случай он пробежался пальцами по покрывшейся мурашками коже, пересчитал ребра. Можно подумать, он врач и что-то понимает в поломанных ребрах!

Ничего, все нормально. Можно со спокойной совестью уезжать.

Что-то неладное творилось сегодня с его совестью. Сегодня вечером она вела себя как-то слишком активно и успокаиваться не желала. Макс тяжело вздохнул, снова присел перед пострадавшей, одернул свитерок и, подышав на руки, принялся застегивать шубейку. Что ж она за зверь такой? Кролик? Чебурашка?

Женщина больше не мычала, лежала себе смирненько, с закрытыми глазами. В тусклом свете фонарей ее лицо казалось гипсовой маской – сплошные светотени.

На дороге ее оставлять нельзя, еще сшибет кто-нибудь. Куда же ее девать?

Макс огляделся – метрах в пяти от дороги, на детской площадке, маячила деревянная беседка. Вон туда ее родимую! Он взял наркоманку за шиворот, рывком поставил на ноги, обхватил одной рукой за талию, чтобы не заваливалась, посмотрел на свою машину. Ее бы тоже не мешало из сугроба достать да поставить аккуратно, а то какой-нибудь лихач наскочит в темноте – и прощай, «маздочка», за двадцать четыре тысячи баксов.

Искус бросить тетку обратно в сугроб и заняться своей машиной был велик, но совесть, будь она неладна, снова беспокойно заворочалась. Макс чертыхнулся, подхватил свою ношу под мышки и, утопая в снегу по колено, поволок ее к беседке.

– Вот и все, моя красавица, – он пристроил женщину на скамейку. – Тут хорошо, ветер не так сильно дует. Полежишь, оклемаешься…

Он даже воротник на шубейке приподнял, чтобы наркоманке-алкоголичке было удобнее лежать, и уже собирался уходить, когда она вдруг открыла глаза. Теперь взгляд был не таким уж и невменяемым, просто испуганным и, кажется, просительным.

– Ну? – рявкнул Макс нетерпеливо.

Она ничего не сказала, закрыла глаза и вроде как уснула.

В машине было тепло и уютно, но продрогший до костей Макс поставил обогрев на максимум, посидел с минуту, согреваясь, посмотрел задумчиво на приборную панель.

Лора, наверное, уже извелась. Она ненавидела, когда он опаздывал, даже на минутку. Она вообще была очень категорична, его маленькая знаменитость. С ней было очень нелегко и очень здорово. Как на американских горках.

Макс долго ее завоевывал, обошел толпу конкурентов и, завоевав наконец, не собирался терять. Надо ехать. Может, еще не поздно.

«Мазда» дернулась, обиженно заворчала. Да, вот такие они строптивые, обе его девочки. Выравнивая машину, Макс потянулся за мобильником. Телефон Лоры не отвечал. Обиделась и не берет трубку? А может, уснула? Иногда так бывало: он приезжал на романтическое свидание и находил свою маленькую знаменитость спящей перед работающим телевизором. Он даже не пытался ее будить – она страшно не любила, когда ее будили, – он просто тихо пристраивался рядом на просторном авангардном диване и смотрел…

Он, Макс Легостаев, прагматик до мозга костей, с пеленок не признающий никакой романтики, мог смотреть на спящую Лору часами. Она была удивительной, она стоила потраченных на нее сил, денег и нервов. Нет, не так. Она была достойна намного большего, чем мог дать ей Макс. Он – всего лишь креативный директор модного мужского журнала, а она – теледива, звезда, богиня, небожительница.

От мысли, что богиня и небожительница Лора Лайт принадлежит не какому-нибудь олигарху или английскому лорду, а исключительно ему, Максу Легостаеву, на душе стало совсем хорошо.