Он видел ее, он находился внутри ее, он постиг ее работу. Хотя не все из увиденного дошло до него сразу, но это уже детали. Главное, не забыл Кирилл, когда и как можно найти заветные тропы, однажды открытые ему Сашей Коридзе. День определен – 3 мая. И время точное известно – либо в 3 утра, либо в 3 дня. Так что сплошная связь с цифрой «3». Кроме того, ему открылось, что и сам мыс Айя, являясь одним из 12 главных элементов Глаза, несет на себе порядковый номер 3. Узнал он и о том, что исчисление времени (Новый год), «заложенное» в работу Глаза, начинается не с января, а с марта. И, следуя такому раскладу, май имеет третий номер «списочного» ряда месяцев года, а не пятый, общепринятый у нас сейчас. И тогда возникает естественный вопрос, а не случайно ли практически совпадают по созвучию названия мыса (Айя) и месяца (мая), над которыми главенствует цифра «3»?

– Скажи, Петя, – спросил Руданский, когда они уже подходили к искомой поляне, – кроме тебя, Жени и Аллы больше никого нет?

– Нет, а что?

– То есть вас трое, как и в прошлом году?

– Да.

– Ладно, ничего, это я так, для верности спросил.

– Не волнуйся, лишних нет, – успокоил его Петр.

– Да я и не волнуюсь…

Рядом с палаткой Руданский заметил фигуры двух женщин. Осталось подойти и весело поздороваться. Одно лишь непонятно, какова их роль в хитросплетении Кирилловых хождений по мысу Айя? Руданскому вдруг пришел в голову старый анекдот о слепых, заканчивающийся словами: «…здравствуйте, девочки!». Кирилл набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании проговорил:

– Здравствуйте, девочки!

…Тот день явно не заладился у многих. Почувствовал на себе его тяжесть и князь Косьма Алексеевич. Все шло наперекосяк, валилось из рук. Топором чуть было не оттяпал себе кисть руки, благо все обошлось. Князь с нетерпением ожидал, когда же этот день наконец закончится. Но ближе к вечеру узнал, что Государь готовит пир. А раз так, то и он, Косьма, будет на нем присутствовать. Если знатные гости приедут – в качестве охраны, а если все свои будут – то за одним столом с Иваном Грозным.

К тому времени князь уже стал при дворе достаточно заметной фигурой. Дружба с наследником престола старшим сыном Государя Иваном, явное тяготение к нему и младшего государева сына Федора, конечно же, были замечены многими. Кроме того, и сам Иван Грозный, не особо расточавший знаки внимания, тем не менее, привечал молодого князя Глинского. И скрыть такие отношения было невозможно.

Но Государь приблизил к себе Косьму не только из-за близких, родственных связей, но и вследствие личных его качеств. Прошедши огонь и воду опричнины, князь Глинский закалился и духом, и телом, не растеряв свойственных ему с детства качеств прирожденного лидера. К тому же у него хватало ума полностью подчинить свой характер любым царским причудам. Кажется, Государь ценил в нем и это. А для других… Никто не смог вынести жестокого, твердого, как сталь, взгляда князя Глинского. Отворачивали глаза, смирялись перед ним. Даже старший сын Ивана Грозного, Иван, невольно подчиняясь железной воле князя Косьмы Алексеевича, ничего с собой поделать не мог. И по всему чувствовалось – пройдет несколько лет, и расправит крылья князь Глинский. Тогда никто против него и пикнуть не посмеет. Конечно, если Государь позволит те крылья расправить… Ну, а покуда требовалось Косьме и смиряться, и голову при случае пониже наклонять. Таковы они, нравы Александровской слободки.

– Княже, княже! – перед Глинским стоял молодой опричник и с подобострастием смотрел на Косьму Алексеевича.

– Чего тебе, – отозвался тот.

– Кличет Государь на пир. Да велел сказать, чтобы не опаздывал.

Глинский утвердительно кивнул головой. Такое персональное приглашение могло означать лишь одно – будут все свои, и ему уготовано место не в конце стола, а поближе к Государю.

Да, ярко всходила звезда князя Глинского. Но никто не мог сказать, что привечали его при дворе не по заслугам. Был он личностью мощной, самобытной и редкой по силе. Заслужил уважение к себе не принадлежностью к царскому роду, а своими поступками, своим отношением к людям. И хотя он пока не входил в ближайшее окружение Государя, и так было понятно – скоро и его час настанет.

Что же касается пиров и иных царских забав, то князь относился к ним, как к должному, естественному «ходу» жизни Александровской слободки. Несмотря на то, что далеко не всегда заканчивались они мирно и тихо, без крови.

На этот раз пир выдался вялым. Царя никак не могли развеселить шуты и дураки. Он почему-то не слушал своих забавников. Иван Грозный был молчалив и угрюм. Может быть, плохой сон повлиял гнетуще на его самочувствие? Кто ж знает. У самого-то – не спросишь… И лишь золотая братина с рельефными изображениями голых женщин, пущенная по кругу, навела царя на мысль:

– Братья, – послышался его повеселевший голос, – больно невеселы вы. Часом не захворали-то?

В ответ послышался отовсюду оживленный шепот, появилось чувство, что сейчас Государь каким-то образом ободрит пирующих. Князь Глинский, мысленно ушедший в себя, не сразу заметил перемену настроения за столом. Когда же он встрепенулся, то… увидел, как в трапезную, кривляясь, шуты завели двух голых девок – из прислуги.

– Сейчас потеха-то будет, – раздался рядом чей-то голос. А у самого князя вместо радости сердце тревожно ойкнуло и заныло. Холодный пот враз выступил на лбу, и Глинский смахнул его пятерней. «Не к добру, не к добру», – пронеслось у него в голове.

Между тем, в трапезную набилось до десяти девок. Многие уже знали, какую забаву придумал Государь, ибо не первый раз сиживали за пиршеским столом.

– А не повеселиться ли нам? – выкрикнул Иван Грозный и первым поднялся из-за своего стола. За ним, с шумом и гамом, стали подниматься и другие.

Князь Глинский с тревогой посмотрел на жавшихся к стене девок и прошелся по каждой взглядом. Но не было в нем того интереса, который возникает у мужика при виде голых баб. А надо признать, что дворовые девки были все как на подбор хороши и специально подобраны.

– Косьма, а ты чего засиделся? – послышался насмешливый голос Ивана Грозного, – вставай, веселиться будем!

– Будем, будем! – подхватил тоненьким голоском шут Андрошка и запрыгал на одной ноге к выходу.

Князь Глинский быстро встал и со всеми вышел.

Он явно вздохнул свободнее, когда не увидел ту, кого считал своей зазнобой.

Выйдя во двор, он убедился, что к забаве все уже подготовлено. Большой двор был по кругу обставлен горящими факелами, за которыми разместилась царская челядь, предвкушая развлечение.

– Пускай! – раздался чей-то властный голос. И в тот же миг, с кудахтаньем, на середину двора стали вылетать куры. Их ловко и быстро выбрасывали из клеток холопы. Через минуту птицы вмиг заполнили весь двор. Следом с визгом стали выбегать из хлева и гоняться за разлетающимися во все стороны, ополоумевшими курами голые дворовые девки. Гости, да и сам царь гоготали и валились со смеху, наблюдая за сноровистыми курами и не поспевающими за ними девками.