И Ольгу Фёдоровну.

Ей выгодно одиночество дочери – она ни с кем не хочет делить власть и деньги. И деньги. Ей так комфортно. Так она нужна. И получает за свою нужность дивиденды.

И Бенедикта. Особенно – Бенедикта.

У мальчика в такой Семье стоит вопрос острее всего – жить или существовать, или вообще не жить. При таких Маме и Бабушке выйти в жизнь нормальным мужчиной практически невозможно. Мастер понимал, что именно Душа Бенедикта организовала эту встречу для спасения жизни.

– Я пойду к морю, Ольга Фёдоровна. С вами очень интересно беседовать, спасибо вам за это, – сказал он, тепло глядя на женщину. – За ужином мы обязательно встретимся снова, так ведь?

– Э-э-э-э… – Лицо Педагога порозовело. – Обязательно!

– Я хочу посмотреть, что вы купите, – продолжал Мастер. – Обновки, которые вы найдёте в первый день тут, в новой стране, – это ведь очень важно. Я с удовольствием полюбуюсь на вас!

– Ой, ну вот ваши психологические штучки, – заулыбалась Ольга Фёдоровна. – Я постараюсь не обмануть ожиданий!

Мастер кивнул Юлии и серьезно заглянул в глаза мальчика, проведя ему по тёплой макушке сухой ладонью, и отправился здороваться с атласной, бархатной, синей Адриатикой. И чувствовалось, что она тоже готовилась к встрече – выглядела прекрасно!

Вечер спускался на побережье.

Мастер уже успел и прогуляться по окрестным тропам, и дважды выкупаться, и пару часов уделить работе. Он умел жить полноценно. Это одно из качеств счастливого человека – проживать каждую минуту по максимуму. Его порадовало море и горы, открывшие ему грани красоты и подарившие интересные и полезные мысли. Порадовало его и то, что книга пошла. Он поймал волну!

И он знал, как уходит время у семьи, которая нуждалась в нём, в его помощи – они, скорее всего, несколько раз переодевали ребёнка, потолкались по душным магазинчикам, отыскивая «самое-самое», возможно, нашли; ели, останавливали попытки Бенедикта искупаться хотя бы в бассейне или подружиться с кем-нибудь; вернулись в апартаменты, настраивали кондиционер, примеряли купленное, обсуждали. Словом, это была обычная для такой семьи суета сует.

Таков отдых многих других однопол(н)ых семей и пар подружек, любовниц или компаньонок. С одной стороны, женщины формируют свой, немного суетный вид досуга, с другой стороны, они постоянно напружинены в готовности, что на них будет обращено внешнее мужское внимание – даже те, которые и в сексе давно предпочитают женщин или избрали полную абстиненцию, сходную с алкогольной.

В итоге к ужину Мастер был свеж и полон сил, Ольга Фёдоровна предстала в длинном пляжном кимоно с разноцветными бабочками, ярко подкрашенная, но не посвежевшая, а Юлия, усаживая за стол Бенедикта, с тоской вглядывалась в недалекую полоску моря.

– Мам, я после ужина схожу искупаюсь.

– Юленька, вот ты ценишь свое здоровье? – задушевно сказала Педагог, только что продуктивно пообщавшаяся с богатым шведским столом. – Оно же не подводит тебя, моя девочка? Я всю жизнь положила на то, чтобы ты была здоровенькой. Поверь маме, в первый день на море нельзя купаться. Акклиматизация, организм ещё не привык.

Бенедикт, уставший эмоционально, надышавшийся душными ароматами бесконечных торговых рядов и недобравший свободного движения и позитивных установок, угрюмо ковырял еду, не собираясь к ней приступать.

– Мам, ну я уже не девочка давно, – возразила Юлия. – Я схожу. Мастер же купался, – прибегла она к аргументу, который выглядел детским, но на самом деле таил в себе множество слоёв и подтекстов, в том числе и завуалированное Воззвание к Авторитету Мужчины.

– Мастер не моя дочь, – не растерялась Ольга Фёдоровна. – Нам надо после ужина позвонить Ивановым и спланировать всё к моему юбилею. Ты хочешь, чтобы у меня и тут не получился праздник или чтобы я пахала, как и дома, постоянно вытаскивая всё на себе? Беня болеет – это на мне, тебя я растила – всё было на мне, у меня уже силы не те, доченька.

Эти фразы были отработаны годами и звучали уже как мантры…

Мастер ел лёгкий салат и без труда расшифровывал происходящее.

Это не был вопрос принципа или вопрос истинной заботы о Юлии.

Это был вопрос власти и установления подлинного господства в однопол(н)ой семье. Более того, Ольга Фёдоровна могла и сама не знать об этом, но она проводила в жизнь стратегию Диктатуры Материнства.

Материнская Любовь – штука очень неоднозначная.

Мастер знал эту тему очень хорошо, намного лучше большинства женщин, несмотря на то что был мужчиной. В детстве, до двенадцати лет, он со своей матерью жил мало, и это помогло ему сформироваться в гармоничную личность. Так судьба сберегла его от материнского катка. А вот с двенадцати пять лет были для него самыми тяжелыми годами в жизни – он в полной мере испытал на себе такую материнскую любовь. Но он был уже взрослый и не поддался этому мощному давлению. Зато увидел все «прелести» другой стороны материнства и получил хорошую прививку и стимул к глубокому изучению этой непростой темы.

Пропагандируемая как светлейшая и бескорыстнейшая из всех возможных видов любви, Святая Материнская Любовь в какой-то момент жизни ребёнка, а нередко и ещё во время беременности, превращается из естественного природного явления в самоцель, средство управления и даже формирует установки, долгие годы впоследствии мешающие дочери или сыну создать собственную семью, обрести реализацию в любви и в жизни. Привязка к матери и полный её диктат, часто всецело скрытый Благими Намерениями (скрытый и от самой матери тоже, и такая неосознаваемая, бессознательная материнская любовь особенно опасна), неспособность отпустить в жизнь, отпустить во Взрослость и в Другую Любовь – всё это приводит к мучительному перемещению по одним и тем же векторам – полшага к Себе, два шага Обратно к Матери.

И ближе к пятидесяти Дочь выглядит так же, как и Мать, несмотря на то что та старше на двадцать с лишним лет, – Мать держит форму за счёт энергий дочери.

Как-то в Эстонии редактор издательства, которое переводило и издавало книги Мастера, не очень хорошо знавшая русский язык, на встрече с читателями назвала Материнскую Любовь: «Матерная любовь».

– Правильно, правильно! – поддержал её ошибку по Фрейду Мастер.

Действительно, вот такую всеконтролирующую, всепожирающую «любовь» по-другому, кроме как «матерная», и не назовешь.

Сейчас Мастер видел, что Ольге Фёдоровне принципиально важно, чтобы её послушались. Это не был вопрос здоровья уже очень взрослой Юленьки, это был вопрос Принципа, вопрос, Кто Главнее, привычного уклада, и ещё – Ольге Фёдоровне не очень хотелось сидеть с раскапризничавшимся (но горячо любимым, с этим же никто не спорит) Бенедиктом, и тем более не хотелось идти с ним в номер и убаюкивать мальчика, пока Юлия всё же искупается.