— Ни разу не заказывали. Вообще, спасибо, Рыбак, прекрасная мысль. Танец аборигена-гарпунщика. Может быть очень эффектно.

— Это про кита-убийцу, — проявила осведомленность Попка, — там все утопли. Как в «Титанике».

Черты лица у нее при ближайшем рассмотрении тоже оказались пупсиковыми. Со временем она станет похожа на борчиху сумо, но сейчас ей примерно 17, и детские припухлости воистину аппетитны. Хочется щипать щеки и подбородок. Видимо, это ее расцвет. У каждого свой пик: у кого в юности, у кого в старости. Через несколько лет Пышка пойдет вразнос.

— У мудреца Платона однажды спросили, — проявил еще большую осведомленность Рыбак, — кого на свете больше — живых или мертвых?

— Теперь больше мертвых расплодилось, — быстро прикинул Пьер. — А во времена Платона еще могло быть впополам. Или наших больше было…

— Что же ответил мудрец Платон? — спросил я.

— А Платон ответил: смотря как считать плывущих, — с несколько дешевой надменностью, часто свойственной обладателям тайных знаний, пояснил Рыбак. — Когда идешь под парусом… Можно вернуться, а можно запросто и остаться. Кем себя тут считать — живым или мертвым?

— Себя не фокус посчитать. Всегда видно: утоп или нет. Кто ждет — вот кто не знает, — сказала Попка.

Наверное, я понимаю, что Рыбак имеет в виду. Украшая по утрам собою пустынный пляж, я тренирую избавление от мыслей. Нужно хорошо знать, что мысль — это не ты. Она пришла и ушла, как деньги, одежда или женщина. Посмотреть на нее со стороны, как на рыбу в аквариуме. Тогда она вильнет хвостом и исчезнет в толще воды. В этот момент можно признать: что-то все-таки в ней от тебя было, ты скормил голубой бездне толику своего смысла. И бездна уже кажется немножко родной, и, если сейчас над заливом взметнется в полный рост Гамера и сожрет твой город, как муху лягушка, тебе не покажется это слишком несправедливым.

— Я видел, как ты закалялся тут, — Рыбак кивнул головой в сторону пляжа. — Посмотрю на тебя еще и, может, возьму с собой под парусом… Море — знаешь, это серьезно. Это вам не пробку чпок — и все вытекло…

И громко щелкнул пальцами, как танцор фламенко. Завидно — я так не умею.

— Кит-убийца, — опять произнесла Пухлая Попка. Взяла со стола свои шары, закрутила апельсиновый треугольник, понаддавая один шар загорелым лбом. Ей понравилось словосочетание.

— Дак ты сюда под дождем мокнуть или не прочь монету сшибить? — подмигнул Пьер. — Можно вместе поработать. Тут в округе хватает местечек… Бабье, может, лето еще впереди.

— Я после болезни, отдыхаю. Пустили пожить знакомые знакомых. Океаном подышать. Пока не могу работать.

— Про тебя говорят, в Верхнем городе живешь, — сказал вдруг Рыбак.

Надо же, про меня уже что-то говорят. Ну да, в таком городке трудно сохранять инкогнито.

— Я живу на вилле «Эдельвейс». У такой Женщины-с-большими-ногами, — я, конечно, назвал ее не так, а по имени и фамилии. — Но ее сейчас нет, я один там.

— Первая блядь в Аркашоне, — сообщил Рыбак. — Трахает всех приличных направо и налево. До тебя не добралась еще?

— Надеюсь, что доберется, — улыбнулся я. — Я ее один раз видел — баба свежак.

— Сколько ей? — поинтересовалась Попка.

— 33, — выдал я Фею.

— 33 — свежак? — удивилась Попка. — Это глубокий дохляк. Лично я не собираюсь париться до такого антиквариата. Лучше кинуть кони в 25, чем…

— А чего бы ей не трахать-то? — я, конечно, не мог упустить возможности выведать что-нибудь о Хозяйке. И о Хозяине. — Красивая, здоровая. Не вечно же траур носить.

— Да она и при муже туда-сюда трусьями махала! Даже настоятеля здешнего Нотр-Дама на себя положила. Весь город мужа жалел, чего он ее терпит. Он-то настоящий был малый… В море погиб, в пути… А что это за знакомые, у которых знакомая — Женщина-с-большими-ногами?

Бесцеремонный Рыбак, конечно, назвал ее не так, а по имени и фамилии.

Интересно, наврал ли Рыбак про распутство Женщины-с-большими-ногами? И что ему за дело до моей… до нашей с Мертвым Мужем женщины? Откуда Рыбаку вообще хотя бы что-нибудь о ней знать? Он ловит рыбу в Летнем городе, она делает бизнес в Зимнем, если не в интернете. Но забавно, что первый встречный делится со мной подобной информацией. Задним числом мне стало стыдно, что я не отреагировал как следует на «блядь». Надо было защищать свою женщину. С другой стороны, куда спешить? Информацию получить — тоже дело полезное.

Следующий вечер я вновь провел в баре в той же компании, и когда все уже раскланивались спать, Пухлая Попка позвала меня прогуляться по берегу. Меня, в общем, что уговаривать: я к морю и ветру завсегда. Мы разулись и побрели по мокрому вязкому песку. У линии прибоя Попка прижалась ко мне — старательно, как боксерская груша, затем поцеловала в губы и полезла рукой в штаны. Потом протянула мне презерватив, встала не торопясь раком, лицом к морю, спустила широкие брюки. Я пристроился сзади и включил однообразное движение. Я входил-выходил тупо, как поршень, в стабильном неспешном ритме: ритме набегающих волн. Попка сопровождала каждый такт глухим выразительным стоном, и стон растворялся в бормотании океана. Я чувствовал в теле спокойную силу, и подумал в этот момент, что справлюсь со своим заданием.

По ходу дела я вспомнил, как в детстве впервые трахался на свежем воздухе. Мне было лет 16, я провожал одноклассницу с дискотеки. Я вообразил, что мне удастся остаться у нее ночевать, и предвкушал, как буду расстегивать пуговицы на сарафане, словно на клавишных играть (с юности ценил я в этих делах неспешность и основательность), но у парадного выяснилось, что дома у девчонки родители. Собственно, где бы им еще быть, но я, непонятно уж с каких щей, предполагал обратное. Наверное, морда моя стала очень кислой. Девчонка спросила: «А ты…. хотел?» «А то!» — честно ответил я. «Ну давай по-быстрому», — вздохнула девчонка, повернулась к стене, нагнулась, проворно задрала сарафан и стянула трусы. Семяизвержение произошло практически мгновенно, через минуту я уже курил в одиночестве на скамейке и приходил в себя.

Когда я кончил в Пухлой Попке, она стащила с меня гандон, быстро обсосала залупу, обслюнявила щеку и была такова. Как сдачу сдала с сотни евро.

Перед сном я открываю в постели Библию. Проглядываю абзац-другой, стараясь не вдумываться в смысл слов, гашу ночник и засыпаю. Мне снится шум волн.

Идеальный Самец родился в июне 1965 года в родовитом богатом семействе. Старые деньги, куча недвижимости в Бордо и Аркашоне, промышленность в Тулузе, акции везде. Сначала учился на медика в Геттингене, в чем один из журналистов усмотрел венский комплекс, желание выступить поперек батьки, который искренне недоумевал, как можно уезжать так далеко и заниматься чем-то кроме циркуляции денег. Статус-кво себя ждать не заставил: Самец скоро перебрался на экономический факультет, который и закончил со всевозможными отличиями, вернулся в семью, занимался пиаром фирмы, а несколько лет назад принял управление капиталом и всячески его приумножил.