Однако, рассматривая события в общем контексте папской политики по распространению католичества и западноевропейской крестоносной экспансии в Восточной Прибалтике, следует отметить, что это было первое одновременное вторжение нескольких западных государств в новгородские владения. Его, несомненно, обусловили события, происходившие в те годы в Восточной Европе. Чтобы использовать благоприятную ситуацию, связанную с татарским нашествием на Русь, «три силы европейского рыцарства: шведы, немцы и датчане – впервые объединились для нападения на русские земли» [Шаскольский 1978, с. 150–151; 1995, с. 17]. Несмотря на существующие противоречия между завоевателями, временная консолидация западных держав представляла непосредственную угрозу для существования Новгородского государства.

В историографии существует широкий спектр мнений о значении Невской битвы в русской истории: от прямого отрицания ее как исторического факта до изображения одним из крупнейших сражений в истории Руси. В российской истории Невская битва традиционно стояла в одном ряду с другими важнейшими сражениями, решавшими судьбы страны.

Наиболее важными источниками сведений о сражении являются Новгородская I летопись старшего извода, датируемая 1330 гг., и литературный памятник «Повесть о жизни и о храбрости благоверного и великого князя Александра», вошедший в историческую литературу как Житие Александра Невского. Сведения о Невской битве попали с некоторыми добавлениями в другие летописи: Софийскую I, Псковскую I и III, Новгородскую IV, Рогожский летописец, Летописец Авраамки. Текст «Повести», написанный, по мнению специалистов, со слов участников битвы, также сохранился в нескольких редакциях. До наших дней она дошла в составе Псковской II летописи, датируемой концом XV в., как «Повесть о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Александра». Большинство исследователей склоняются к тому, что летописное сообщение и «Повесть» не связаны между собой и взаимно дополняют друг друга [Бегунов 1995, с. 55–58; Лурье 1997].

В шведских хрониках битва 1240 г. вообще не упоминается. Существует мнение западных историков, что в русской историографии масштабы Невской битвы сильно преувеличены, а в Швеции она не известна по причине ее малой значимости [Линд 1995, с. 44–51]. Но это может объясняться и недостаточной развитостью шведской хроникальной традиции того времени [Шаскольский 1995, с. 16; Линд 1995, с. 51]. В Швеции вплоть до 1320-х гг., когда была составлена Хроника Эрика, отсутствовала письменная запись событий, аналогичная русским летописям. Хотя Хроника и описывает предшествующие времена, но в нее вошла лишь выборочная информация о событиях столетней давности, память о которых могла быть частично утрачена или сознательно не включена в описание.

В Синодальном списке Новгородской I летописи старшего извода, написанной, вероятно, вскоре после битвы, говорится:

«В лето 6748 (1240) Придоша Свеи в силе велице и Мурмане, и Сумь и Емь в кораблих множество много зело; Свеи с князем и с пискупы своими, и сташа в Неве устье Ижеры, хотяче всприяти Ладогу, просто же реку, и Новгород, и всю область Новгородскую. Но еще преблагый, премилостивый человеколюбец Бог ублюде ны и защити от иноплеменник, яко всуе трудишася без Божия повеления: приде бо весть в Новгород, яко Свеи идут к Ладозе, князь же Олександр не умедли нимало с Новгородци и с Ладожаны приде на ня и победи я силою святыя Софья Молитвами владычица нашея Богородица и приснодевица Мария, месяца июля в 15, на память святого Кюрика и Улиты, в неделю на Сбор святых отец 630 иже в Халкидон; и ту бысть велика сеча Свеем и ту убиен бысть воевода их именемь Спиридон; а инии творяху, яко и пискупь убиень бысть ту же; множество много их паде, и накладше корабля два вятших мужь преже себе пустиша и к морю; а прок их ископавше яму, вметаша в ню бещисла, а инии мнози язвьни быша; и в ту нощь не дождавше света понедельника, посрамлени отеидоша. Новгородец же ту паде Константин Луготинец, Гюрята Пинещиничь, Наместь, Дрочило Нездылов, сын кожевника, а всех 20 мужь с Ладожаны, или мне бог весть, Князь Олександр с новгородци и с ладожаны придоша вси здрави в своя си, схранени Богом и Святою Софьею и молитвами всех святых» [НПЛ 1950, с. 77].

В «Повести о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра» содержатся более подробные сведения об обстоятельствах и ходе сражения. Однако описание в ней носит литературно-религиозный и даже эпический характер, что ставит под сомнение отдельные подробности повествования.

«…Король римской веры из Полуночной страны подумал: Пойду и завоюю землю Александрову. И собрал войско великое и наполнил многие корабли полками своими, устремился в силе великой, кипя духом ратным. И пришел к Неве, влекомый безумием, и послов своих, возгордившись, в Новгород, к князю Александру послал, говоря: Если можешь, то сопротивляйся мне, я уже здесь и беру в плен землю твою.

Александр же, услышав слова эти, распалился сердцем, и вошел в церковь святой Софьи и, упав на колени перед алтарем, начал молиться со слезами: Боже славный, праведный Боже великий, крепкий. Боже превечный, сотворивший небо и землю и поставивший пределы народам, ты повелел жить, не вступая в чужие пределы. И вспомнив псаломскую песнь, сказал: Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне. И окончив молитву, встал, поклонился архиепископу. Архиепископ же Спиридон благословил его и отпустил. Он же, выйдя из церкви, вытер слезы, начал ободрять дружину свою, говоря: Не в силе Бог, а в правде. Помянем Песнотворца, который сказал: Иные с оружием, а иные на конях, а мы имя Господа Бога нашего призовем, они поколебались и пали, мы же восстали и стоим прямо. И сказав это, пошел на них с небольшой дружиной, не дожидаясь многих войск своих, но уповая на святую Троицу. Скорбно же было слышать, что отец его, благородный Ярослав Великий, не знал о нападении на сына своего, милого Александра, не было у Александра времени послать весть к отцу, ибо уже приближались враги. Потому и многие новгородцы не успели присоединиться к нему: так спешил князь выступить.

И пошел на них в день воскресения, июля 15, в день памяти шестисот тридцати святых отцов бывшего в Халкидоне собора и святых мучеников Кирика и Улиты имея же веру великую во святых мучеников Бориса и Глеба. И был некий муж, старейшина земли Ижорской, по имени Пелгусий. Поручен же был ему морской дозор. Восприял же святое крещение и жил среди рода своего, который оставался в язычестве. Наречено же было имя ему в святом крещении Филипп. И жил он богоугодно, соблюдая пост в среду и пятницу. Поэтому удостоил его Бог увидеть необыкновенное видение в тот день. Расскажем об этом вкратце. Разведав о силе войска, он пошел навстречу князю Александру, чтобы рассказать князю о станах их и об укреплениях (рис. 20). Когда стоял Пелгусий на берегу моря и стерег оба пути, он не спал всю ночь. И когда же начало восходить солнце, он услышал на море страшный шум и увидел ладью, плывущую по морю, а посередине ладьи – святых мучеников Бориса и Глеба, стоящих в одеждах багряных и держащих руки на плечах друг друга. А гребцы сидели, словно окутаны облаком. И сказал Борис: „Брат Глеб, вели грести, да поможем сроднику своему Александру“. Увидев такое видение и услышав слова мученика, стоял Пелгусий потрясенный, пока ладья не скрылась с глаз его. Вскоре после этого приехал князь Александр. Пелгусий же взглянул радостно на князя Александра и поведал ему одному о видении. Князь же ему сказал: Об этом не рассказывай никому. После того решился напасть на них в шестом часу дня. И была сеча великая с латинянами, и перебил их бесчисленное множество, и самому королю возложил печать на лицо острым своим копьем.