Арьята усиленно закивала.

— Тогда приступаем.

Княжна отхлебнула из флакона и передала его ученице. Вытащив из ножен меч, воткнула его перед собой в землю. Взяла в руки сферу и провела по ней ладонью. Абсолютно цельная на первый взгляд стекляшка раскрылась лепестками. Анна поставила ее перед мечом. Осторожно извлекла из сумки три склянки и, откупорив, принялась отпивать из каждой, бормоча себе под нос:

— Eshen liretera… Eshen ner hea… Eshen mit soera…[3]Прими кровь мою в уплату, — чародейка обхватила ладонью обоюдоострый клинок и провела рукой вниз — лезвие окрасилось кровью, — открой врата, и пусть явятся блуждающие, тобой не принятые.

Над землей разлилось тусклое свечение. Обряд шел как положено, но, чувствуя, что в него следует внести нечто личное, Анна подчинилась зову сердца и негромко запела песню, рожденную ее страстью к тому мужчине, которого она любила и не любила одновременно:

Мужчин встречала я немало,

Но вот твержу, судьбе грубя,

Что мне, похоже, не хватало

Для счастья в жизни лишь тебя.

Не раз из сердца прочь гонимый,

Уже не станешь ты другим,

Да будь ты проклят, нелюбимый!

Ведь мною ты навек любим.

Над нами зло судьба смеется,

В отместку нервы теребя,

Душа от мук любовных рвется

И погибает, не любя.

Они всегда незримо рядом,

Но каждый день воюют вновь,

Разделены огнем и ядом —

Любовь и наша «нелюбовь».

От бед молитвами хранимый,

Ты точно так же ищешь рай,

Да будь ты счастлив, нелюбимый!

Живи, дыши, не умирай!

И может статься, в край далекий

Мы улетим, как пара птиц,

Где свод небесный, синеокий

Мы силой чувств повергнем ниц.

Из двух сердец мы мир единый

Своим дыханием творим…

А где-то бродит нелюбимый,

Кто мною, как никем, любим…

Свечи на концах бечевки вспыхнули зеленоватыми огоньками, воздух вне круга уплотнился. Княжна певуче произнесла еще одну фразу на языке древних рас, и Арьята увидела множество нечетких теней, спешащих к проходу в круг. Все они перешептывались, толкались, каждая норовила первой достичь врат. И только один силуэт держался особняком: высокая полупрозрачная фигура молодого мужчины с длинными волосами, белесым маревом расплескавшимися за плечами.

— Ох! — шокированно пискнула ведьмочка. — Хорошо хоть Анна предупредила меня насчет одежды…

Фигура приблизилась и застыла на границе врат. Арьята внутренне напряглась, растягивая в пальцах «сеть Миркла» и готовая в любой момент ее активировать.

— Lire t'e eska, ma dae, eneshi te sarient… aelle ne mea… — звала Анна.

— Моя жизнь и моя смерть… сделай шаг вперед… — машинально перевела Арьята последнюю фразу княжны ди Таэ.

Чародейка протянула руку в сторону полупрозрачной фигуры, и та шагнула ей навстречу. Сфера полыхнула белым, и стеклянные лепестки сомкнулись в единое целое, только теперь внутри нее неярко светилась серебристая звездочка живой человеческой души.

Души за кругом забеспокоились. Ведьмочка, мгновенно впитав «сеть Миркла» обратно в пальцы, накинула защитный купол, отделяя себя и Анну от беснующихся духов. Свечи полыхнули и погасли. Воздух пошел волнами, отхлынув от купола. По кладбищу пронесся резкий порыв ветра, похожий на разочарованный стон, и все стихло. Княжна безвольно привалилась к ногам ученицы. Арьята, склонившись над чародейкой, влила в нее остатки зелья из флакона. Та жадно глотала льющуюся в горло жидкость.

— Все нормально? — забеспокоилась ведьмочка, поддерживая чародейку за плечи.

— Угу, просто шикарно, — слабо откликнулась княжна. — Меня качает, как лодку в шторм. Зажги пульсар. У меня сил вообще не осталось. Я теперь до утра восстанавливаться буду.

Арьята щелкнула пальцами, и в воздухе повис светящийся оранжевый шарик.

— Но оно ведь того стоило? — неуверенно спросила девчонка.

— Стоило, Арьята, очень надеюсь, что стоило, — ответила княжна, убирая в сумку флаконы, свечи и сферу.

Приглушенный абажуром свет настольной лампы освещал шахматную доску, роняя блики на лаковые черные и белые квадратики, на вычурные игральные фигуры из камня и кости. Христобаль Саграда задумчиво перебирал пальцами по темному сукну письменного стола. Он начал эту партию несколько месяцев назад, и до нынешнего дня она шла в полном соответствии с задуманной им комбинацией. Команданте окинул взглядом доску, двинул вперед белую пешку, уводя ее из-под удара черного офицера, и принялся придирчиво изучать расстановку черных. Н-да, интересная сложилась ситуация… Сеньор Христобаль задумчиво потер подбородок и взялся за одну из черных пешек, еще не успевшую совершить свой первый ход. Внезапно зазвонил телефон. Верховный инквизитор, отставив фигуру, с недовольным видом потянулся к трубке.

— Да? — раздраженно проговорил он. — Это не имеет к нам никакого отношения! Нет!

Инквизитор рассерженно бросил трубку и вернулся к игре. Неодобрительно покачал головой: из-за несвоевременного звонка он поставил черную пешку не туда, куда собирался. Вместо того чтобы в два хода подвести ее под удар белой, он шагнул через клетку, и пешка очутилась под защитой черного коня и офицера. Инквизитор неопределенно хмыкнул. Белую пешку отдавать не хотелось, а черную нужно было убрать. Саграда подумал и все же двинул белую вперед, остановив за одну клетку от черной фигурки. Секундное раздумье — и черная выдвинулась ей навстречу, остановившись между конем и офицером. Белая пешка поднялась над доской, чтобы навсегда покончить с противницей, и… зависла в воздухе, удерживаемая тонкими смуглыми пальцами. Команданте тихонько выругался. Он понял: убить черную пешку сейчас означает отдать белую на расправу черному офицеру. Инквизитор недовольно поморщился и поставил белую пешку рядом с черной — так ей ничего не грозило. Сеньор Христобаль отодвинул шахматную доску. Пожалуй, хватит на сегодня. Все это просто игра…

Но судьба считала иначе…

Бумаги беспорядочной кипой громоздились на столе, придавленные тяжеленной толстой книгой, чтобы не расползались. Профессор откинулся на жалобно скрипнувшую спинку компьютерного кресла, озадаченно покусывая кончик шариковой ручки. Интересная складывалась картина. Ингвар Краковский, оказывается, успел накопать на инквизицию такой убойный компромат, что той впору было обивать гроб шелковыми кистями. А Профессору предстояло выбрать, что со всем этим теперь следует делать…

Криэ перевел взгляд на старую фотографию в простой темной рамке.