Второй вход я нашел не без труда. Это оказалась не дверь, а небольшая калитка, спрятанная за высокими деревьями. Я немного выждал и уже собирался постучать, как вдруг заметил неподалеку странную тень. Кто-то стоял, прислонившись к дереву, и внимательно наблюдал за мною.

Я отошел к ограде и положил руку на древко секиры. Послышался тихий дребезжащий смешок. Тень скользнула ближе – передо мною стояла сгорбленная старуха, кутающаяся в длинную хлену[21]. Седые пряди выбивались наружу, маленькие узкие глаза, казалось, светились в темноте. В последнем я не был уверен, но руку с древка убирать не стал.

– Испугался, воин? – голос оказался под стать смеху, – скрипучий и дребезжащий, – Нехорошо пугаться бедной старой женщины, которая вышла в эту позднюю пору специально, чтобы встретить тебя!

Начало мне совершенно не понравилось.

– Радуйся, мамаша, – как можно спокойнее ответил я. – Что за нужда нам встречаться?

– Радуйся, и ты, воин. Гирто давно уже поджидает тебя.

Имя показалось знакомым. Ну как же! Гирто – местная колдунья!

– Спешишь к Арейфоою, воин? Не спеши, встреча будет опасной. Тебе понадобится помощь. Старая Гирто может помочь.

– Прорицанием? – усмехнулся я. – Пожалуй.

Старуха засмеялась в ответ, маленькие глазки блеснули.

– Воин, пришедший из-за моря не верит прорицаниям? Напрасно! Разве Нургал-Син, бывший слуга лугаля Апиль-Амурру не желает знать будущее?

Я похолодел. Прорицаниям я не верил, но сразу понял, что дела мои хуже, чем казалось.

– Не удивляйся, воин! – Гирто, кажется, была довольна произведенным впечатлением. – Лучше соберись с силами и будь готов ко всему. Жрец не знает, кто ты. Не спорь с ним, но не спеши соглашаться. Тебе помогут. Прощай!

Старуха вновь хихикнула и сгинула в темноте. Я перевел дух. Калитка была рядом, но заходить в храм сразу же расхотелось. То, что разговор со жрецом предстоит нелегкий, я догадывался и сам, но Арейфоой ждет Гелена, а Гирто стерегла меня ! Выходит, старуха тоже принимает участие в игре, причем не на стороне жреца? Помогает Ифимедею? Мелькнуло острое желание оставить сверток с плащом и всем прочим у калитки и бежать со всех ног, не останавливаясь, до самой Хаттусили. Но я переборол себя и, помянув Аннуаков и все милости их, оглянулся и постучал.

Открыли мне сразу. Кто-то, закутанный в плащ, долго осматривал гостя, не проронив ни слова, а затем кивнул в сторону храмовой стены, где темнела полуоткрытая дверь. Я прошел туда, оказавшись на узкой лестнице, освещенной неяркими светильниками. Провожающий шел сзади, и до меня доносилось его хриплое дыхание. Ступеньки вывели на площадку, точнее, в небольшой зал, окруженный колоннами. Навстречу шагнули четверо стражников, с копьями наизготовку. Я остановился.

– У тебя есть оружие? – поинтересовался сопровождающий. – Оставь его здесь.

Наконечники копий поблескивали совсем близко, и я не стал спорить, вытащив секиру и поставив ее у стены.

– Кинжал тоже, – подсказал мой спутник. – К верховному жрецу не входят с оружием.

Глаз у него оказался наметанным, но меня больше интересовало, откуда он знает, что мне нужен именно Арейфоой?

Похоже, здесь тоже ждали гостей.

Пришлось вынуть из ножен кинжал. Внимательные глаза вновь осмотрели меня с головы до ног, после чего открылась одна из дверей, за которой тоже была лестница, на этот раз ведущая вниз. Шли мы долго, и мне начало казаться, что я очутился где-то под землей. Наконец мы вышли в узкий длинный коридор, повернули и оказались перед еще одной дверью, у которой застыли два стражника.

– Подожди!

Сопровождающий, сделав воинам какой-то знак, проскользнул внутрь, оставив меня наедине со стражей. Я успел подумать, что жреца неплохо охраняют, но тут человек в плаще появился снова и приглашающе кивнул, указывая на дверь.

За нею оказалось небольшое помещение, где стояли два кресла с высокими спинками и небольшой овальный столик, кажется, привезенный из земли Та-Кемт. В противоположную от входа стену была врезана еще одна дверь, рядом с которой стоял мрачного вида деревянный истукан. Все это слабо освещалось двумя светильниками, укрепленными на стенах. Я огляделся, подошел к одному из кресел, но садиться не стал.

Внутренняя дверь открылась, и в комнату вошли два стражника с копьями наперевес. Не взглянув на меня, они стали возле стены и, ударив древками копий в пол, застыли. Вслед за ними появился высокий худой старик в пурпурном, расшитом золотыми бляшками фаросе и с тонким золотым обручем на седой голове. Темные глаза в упор взглянули на меня...

Я щелкнул сандалиями, словно на царском смотре, подбросил вверх подбородок и отчеканил:

– Радуйся, верховный жрец! Воин, пришедший издалека, приветствует тебя!

– Говори тише, воин, – старик одобрительно улыбнулся и еле заметно кивнул в сторону стражников. – И лучше говори по-хеттийски.

Арейфоой явно был в хорошем настроении, но я знал, что сейчас оно изменится.

– Я сказал тебе «радуйся», – продолжал я на наречии Хаттусили, – однако вести мои нерадостны, жрец.

– Почему? – в темных глазах мелькнуло удивление. – Ты ведь приехал, и приехал вовремя!

Я вздохнул и мысленно помянул Адада, подателя благ.

– Я приехал, жрец, но ты ждал не меня. Ты ждал Гелена, но ему уже никогда не вернуться в Микасу.

Я достал из сумки свернутый фарос и осторожно положил его на столик. Рядом легла цепь, последним я достал кольцо.

– Он велел передать тебе эти вещи, жрец, и просил принести жертву Поседайону. Но что просить у него, сказать не успел.

Арейфоой долго молчал, глядя на тускло мерцающее в слабом свете золото. Наконец, он вновь заговорил:

– Кто ты? Почему у тебя эти вещи?

Голос оставался невозмутимым, но я чувствовал, что старик растерян, и эта растерянность постепенно перерастает в гнев. Отступать было поздно. Арейфоой опустился в одно из кресел, кивнул мне на соседнее, затем тяжело откинулся назад:

– Говори, чужестранец...

Он ни разу не перебил, но я видел, что спокойствие его – напускное. Жрец еле сдерживался, заставляя себя слушать. Наконец, когда я закончил, он тяжело вздохнул.

– Ты принес поистине горестную весть, Нургал-Син. Горестную и страшную. Скажи, кто в Микенах знает о том, что случилось?

Вопрос мне чрезвычайно не понравился, но деваться было некуда.

– Никто, богоравный Арейфоой. Я хранил тайну, как и обещал Гелену.

Темные глаза впились в меня. Взгляд был недобрый, тяжелый.

– Гелену? Горе нам, и горе тебе, гонец, принесший беду! Не Гелена, сына Ифтима, сопровождал ты! Не сына базилея похоронил у дороги. Клеотером, сыном Главка был он, законным ванактом микенским, ехавшим вернуть свой трон! Видишь – перед тобою цепь, что носил его прапрадед Главк Старый, плащ его и моего прадеда – Арейфооя и кольцо его отца, богоравного Главка. Все было готово для встречи законного ванакта, послезавтра он должен взойти на престол и – о горе! – все пошло прахом!