пламя не лезло в комнаты. Когда приходил мороз, тогда и оживал огонь. Он особо громко ругался на дрова, плескался так, будто это вовсе не пламя, а вода, которую пустили с горы по порогам.

В ту самую ночь огонь обычно превращался в ревущее чудовище и рвался из труб. А потом резко затухал. Оставался один дом, в котором тлел уголек. Каждый раз разный. И обитателям дома надо было тот уголек пронести по всем соседям и вернуть домой. И сделать это так, чтобы ветер не затушил легкое пламя. И ночь не перевалила за полночь. Если не успеть, если дать огню потухнуть, то солнце больше не встанет. И мир покроет белое. Мороз никогда не отпустит сады, сломается Колесо.

Я столько раз слышала эту историю от деда, что считала ее сказкой. И каково же было мое удивление, когда к нам принесли огонь и разожгли пламя в потухшем камине. Маленьких детей обычно не пускали в комнату, когда бушевало пламя. Только после двенадцати можно было прикоснуться к этой тайне. Я все ждала, когда уголек останется только у нас. Но за десять лет этого не случилось. У соседей уголек оставался несколько раз, иногда даже несколько лет подряд. Я все спрашивала у деда, почему так.

– Потому что у нас еще не вырос достойный, – отвечал дед.

Я надувалась от гордости, точно зная, что «достойным» дед считал именно меня. И я ждала, когда вырасту настолько, что пламя решит выбрать наш дом. Примерно посчитала, сколько лет обычно тем, кто приносил огонь нам, – от двадцати до пятидесяти. Это меня, конечно, расстраивало: вдруг уголек останется у нас, когда мне будет уже за полвека. И вообще, не я его понесу, а моя сестра. Эта мелкая уже давно знала, что все сказки у нас – правда. И когда стоит ждать ревущее пламя тоже. В один год ее даже еле вытащили из комнаты. Никто так и не понял, как ребенок пробрался к закрытому камину.

В двадцать я еще ждала уголек, в двадцать пять мне надоели эти байки и ежегодные незваные гости, которых надо кормить.

Зато сестра уже находилась с нами в эти ночи и старалась обаять каждого гостя. Дед ее постоянно останавливал.

– Наверное, у нас никогда не будет этого уголька, – сказала я, глядя на пламя после того, как все ушли.

– Ты так этого ждешь, вот оно и не случается, – заметила сестра.

– А ты нет? – не поверю, что главная фанатка этих сказок не ждала заветную ночь и заветный уголек чуть ли не каждую минуту.

– Я не расстраиваюсь, когда он оказывается не у нас, – ответила сестра. – Какая разница, у кого он будет, если от правильно выполненного ритуала зависит то, встанет ли солнце.

Я покачала головой. Не верю.

Не бывает такого, что от одного уголька может сломаться обычное природное явление.

Голос ждал, когда я заговорю. А я молчала. Было очень холодно. Одежда не грела вообще. Если я меняю костюмы каждый год, то почему не надеваю что-то более подходящее?

Сквозь белесую пелену проглядывал тусклый свет.

– Там уже совсем замерзли, – не выдержал голос.

Пары в зале еле двигались. Видно было, как трясутся руки, сбиваются с такта ноги. У тех двух, в халатах, одежда уже стояла колом. Пол совсем обледенел, и часть пар не танцевала, а скользила по паркету, пытаясь удержать равновесие.

– Я ведь никого из них не знаю. Почему я должна за них переживать?

– Вообще-то знаешь, ты выросла с ними.

Я отмахнулась от очередных воспоминаний, которые не хотела подпускать. Легкая стая снежинок поднялась в воздух и плавно опустилась. Я нахмурилась – с неба ничего не падало, снег на земле давно превратился в спресованный лед. Неприятное воспоминание холодом кольнуло где-то на затылке.

– Это все не мое! Не мои воспоминания!..

Пламя рвалось из камина, выжгло кусок паласа, оплавило решетку. Я не знала, что это может быть настолько жутко. В этот раз было. В этот раз все шло как-то неправильно. Дед стоял возле двери в комнату и никого не пускал. Таким серьезным я его не видела очень давно. В последний раз его белесые глаза темнели, когда нас покинула мама. Она просто собралась и ушла. Дед тогда сразу все понял, а мы с сестрой до сих пор не знали подробностей.

Пламя продолжало бесноваться и реветь. Сестра дрожала, прослушиваясь к страшным звукам.

– Кажется, эта ночь самая важная в истории нашей семьи, – сказал дед холодно.

И именно в этом году особенно свирепствовал мороз. Я не рискнула высказаться – дед начал бы говорить о знаках, которые появлялись весь год и на которые следовало обращать внимание. Сестра очень любила подхватывать это занудство и вспоминать, как изменилась яблоня или поведение скота у соседа.

Я тяжело вздохнула и повернулась к двери спиной, хотела уже уйти. Сейчас пламя просто погаснет – и все, не будет никакого тепла, пока не явится сосед с угольком. Останется только темнота, холод и опаленная диким пламенем комната.

– Ты куда? – голос деда был все так же холоден.

– К себе, – пожала плечами я.

– Сейчас? – кажется, дед даже немного удивился.

Я снова пожала плечами, чем разозлила его. Правда, сказать он ничего не успел: пламя вынесло дверь в комнату и пыталось выбраться в коридор. Стало нестерпимо жарко. Словно этот огонь собирался растопить весь снег, что лежал за окном. Сестра задыхалась от дыма, дед тушил обгоревшую бороду, а я смотрела на огонь. Мне показалось, что там кто-то был. Или что-то. Оно улыбалось, дразнилось и плевалось во все стороны. Куда попадал его огненный плевок, там оставался выжженный кусок дерева.

– Держись от него подальше! – успел крикнуть мне дед. И огненный рев перекрыл все звуки.

Наш дом полыхал. И я никогда не слышала, чтобы хоть у кого-то случалось подобное. Чтобы йольский огонь вел себя так разнузданно. Жуткое чудовище вырвалось на свободу и жрало мой дом. Кричать я не могла, воздух выгорел, дым заполнил все вокруг. Густой черный дым. Он становился все плотнее, пока не окутал весь дом. Я больше не видела ни огонь, ни деда, ни сестру, ни даже собственные руки. Вокруг все стало черным.

Кажется, я упала на пол. Не помню. Вдыхала черный дым и кашляла. Уже попрощалась с домом, дедом, даже с сестрой. Обиднее всего, конечно, было за дом. Он принадлежал семье поколение за поколением, как рассказывал дед. Мало кто оставался в этом месте жить. Далеко, странные законы, странные события, происходящие каждую зиму. А ревущее пламя в камине вообще отпугивало львиную долю тех, кто имел к местным хоть какое-то отношение. Поэтому здесь все всех знали. Жили так, как хотели, строили то, что хотели.

У нас был старый дом, но внутри дед переделал все на современный лад. Разобрал старую печь, а вместо нее установил камин – прямо как в рождественских фильмах. Соседи его высмеяли: зачем нам здесь такая странная конструкция? А потом все перестроили свои печи под камин.

Дед говорил, что это было самое его ошибочное решение. Традиции надо чтить. Но перестроить камин обратно в печь он так и не собрался. Современная версия нашего дома мне нравилась больше всего. Сестра особо энтузиазма не разделяла, ей хотелось посмотреть на печь. А камины она и так везде видела.

Я отвлеклась и поняла, что не слышу ничего. Стояла полная тишина, только изредка щелкал на морозе досками старый дом. Я открыла глаза и огляделась: не было и следа от пламени – ни обугленных стен, не выбитой двери. Та вообще оставалась закрытой. Я встала, подошла ближе, потянула за ручку и заглянула туда, где пять минут назад было настоящее пекло. Пусто, тихо и зябко. Огня не видно вообще. Опять очередная ночь, когда соседи придут к нам с огнем, а мы должны будем их кормить и привечать. Интересно, в чьем доме на этот раз появился уголек?

Я огляделась в поисках деда и сестры, но тех не было. Не слышно было ни голосов, ни звуков шагов. Они словно исчезли. Это выглядело странно. Обычно после того, как пламя переставало бушевать, дед начинал активно готовиться к встрече гостей: возле камина ставил стол, стелил скатерть и носил из кухни блюда, которые сестра готовила весь день. Я готовить не любила и не умела, поэтому просто не мешалась. Определенно в этот раз все шло не так, как должно было быть.

Я уже собралась уходить