Когда они прощались перед ее возвращением в Варшаву, она протянула ему перевязанную красной ленточкой пачку писем, которые так и не отправила, и сказала:

— Я не держу на вас зла.

Когда мать привезла ее на такси в больницу, сначала ее положили в ортопедическое отделение. Там как раз были свободные койки, и ей не пришлось лежать в коридоре. Через три дня ее перевели в урологию. Врач решил, что в ее случае «доминирующим заболеванием» является почечная недостаточность и «госпитализация в ортопедическое» из-за сломанного запястья — «очередная вопиющая ошибка этих невежд из приемного отделения». Она не хотела оставаться ни в урологии, ни где-либо еще. Мечтала только, чтобы мать забрала ее домой. Она знала, что в урологии снопа придется врать. В ортопедическом версия с аварией уже прижилась, и никто не задавал ей липших вопросов.

Когда она лежала в урологии, из социальной службы прислали психолога. Вошла женщина лет пятидесяти, очень толстая, пахнущая дорогими духами, с зычным голосом. Села у нее в ногах, вынула из кожаной сумки компьютер и стала спрашивать о вещах, которые она пыталась забыть. Они вышли в коридор. Ей хотелось кому-нибудь рассказать. Всю правду. Но не прилюдно. Это же такой стыд…

Он начал ее бить через восемь месяцев после свадьбы. С тех пор как потерял работу, часто пил. Достаточно было спокойно спросить, где он был так поздно, чтобы вызвать его гнев. Если не спрашивала, он бесился еще больше. И бил. Через какое-то время, когда он возвращался ночью, она стала закрываться в ванной. Наконец, после того как он выломал дверь и принялся душить ее шлангом от душа, убежала к своим родителям. Отец делал вид, что не замечает синих пятен на ее лице и шее. Мать убеждала, что «в семье так бывает, что у него это пройдет и что это все из-за работы». Потом, когда она убегала из дому, то направлялась уже не к родителям, а на вокзал. Сидела до утра в Зале ожидания. В их городке на вокзале сидят разные люди. Даже те, которые никогда никуда не уезжают. И здесь никто никого ни о чем не спрашивает.

Но она всегда возвращалась. Да и куда она могла уйти? К родителям?! Мать считает, что место жены при муже, а кроме того «не она одна». Отцу всегда было все равно, что с ней происходит.

Это продолжается три года. Побои. А когда заболел его брат, муж стал еще агрессивнее. На самом деле он очень чуткий. И вообще хороший человек… когда не пьет. Из добропорядочной католической семьи. Обидит, побьет — а на следующий день приготовит завтрак и даже цветы может купить…

Психолог ее перебила. Не хотела этого слушать. Посмотрела на нее с жалостью. Все время что-то печатала на своем компьютере. Спросила, что случилось в последний раз и почему она в больнице.

Он вернулся домой на рассвете. Не нашел пива в холодильнике. Стал кричать, и она убежала в ночной рубашке. Он догнал ее на газоне перед домом. Пинал ногами. Отбил почки. Повредил селезенку. Сломал запястье. Кто-то из соседей увидел, что творится, и позвонил ее матери. В их районе в таких случаях никогда не звонят в полицию. Она его ненавидит и хочет от него уйти. Только не знает как, и, честно говоря, уходить некуда…

На следующий день психолог пришла в больницу с ее матерью и адвокатом. Рассказывала про какой-то «синдром приобретенной беспомощности» и о том, что она должна его наказать, освободиться от него, «раз и навсегда покончить с унижением» и начать «новую жизнь». Адвокат что-то записывал. Психолог достала какую-то бумагу, велела подписать. Решили, что из больницы она вернется к родителям. И подаст на него в суд за издевательство. Вернулась…

Уже год она живет у них. Но это вовсе не «новая жизнь». Иногда даже хуже, чем старая, хотя здесь ее никто не бьет. Отец смотрит на нее, как на прокаженную.

С тех пор прошли четыре судебных заседания. Два раз муж не являлся в суд. На тpeтьем они сидели друг против друга в пустом зале. Иногда она поглядывала на него. Исхудавший, грызет ногти. Когда он ее бил и на следующий лень просил прощения, тоже всегда грыз ногти. Ее попросили дать показания. Рассказать, в чем заключалось «издевательство над ней и каковы доказательства». Она подошла к деревянной кафедре в середине зала и заплакала. Суд отложил разбирательство на месяц.

На последнем заседании его не было в зале суда. Его адвокат подал ходатайство о прекращении дела. Обвиняемый скончался. Причиной смерти стали осложнения после операции по удалению почки для пересадки больному брату.

Согласно Книге Бытия Господь изгнал Адама и Еву из рая, опасаясь, что, вкусив запретный плод от «древа познания добра и зла», они обретут вечную жизнь. Прародители возжаждали достичь величия, захотели, в меру своего разумения, уподобиться Богу. В непослушании Творцу выразилась убежденность в том, что им лучше жать, где для них польза, а где вред, что приносит счастье, а что от него уводит, что есть добро, а что зло. Адам и Ева совершили первородный грех — грех гордыни.

Не случайно именно гордыня открывает список главных грехов. Все прочие, по сути, лишь производные от этого, первоначального. Безудержная жажда совершенства и величия «в меру своего разумения» — неотъемлемый элемент гордыни. Как и уверенность человека в том, что он знает или умеет делать что-то несравненно лучше других. Впрочем, случалось, гордыня обретала масштабы героизма…

Альме Розе с колыбели была заповедана великая будущность. Родившаяся в Вене, в еврейской семье, она с малолетства соприкасалась со знаменитостями. Гостем в доме ее отца, профессора Венской консерватории, бывал, среди прочих, Штраус. В четырнадцать лет Альма впервые выступила на публике со скрипичным концертом, а спустя два-три года получила известность как одна из выдающихся скрипачек предвоенной Европы. С началом депортации евреев из Голландии, куда Альма эмигрировала из фашисткой Австрии, она бежит во Францию. Арестованная гестаповцами в окрестностях Парижа в июле 1943 года, попадает в барак номер 10 женской части концлагеря Освенцим-Биркенау. Надзирательница Мария Мандель предлагает ей организовать в лагере «женский оркестр», и Альма соглашается. Она понимает, что ей выпал шанс не только спастись самой, но и спасти еще десяток женщин. Даже в Освенциме Альма ощущает себя звездой и делает все, чтобы ею остаться. Гордыня побеждает. Комендант женскою лагеря Франц Хеслер открыто обращается к ней, еврейке (лагерный номер 50381), «госпожа Альма». Ей разрешено не брить голову наголо, носить длинные волосы. Тот же Хеслер приказывает доставлять Альме лучшие инструменты и ноты из тех, что привозят с собой в эшелонах будущие узники, разрешает женщинам из ее оркестра получать «ежедневно порцию молока, а также мыться раз в неделю и неограниченно пользоваться отхожим местом».

Даже у стен крематориев Розе не перестает быть «всемирно известной скрипачкой». Держится высокомерно и, сознавая свою власть над женщинами из барака номер 10, ничего им не спускает. По ночам Альма без устали разучивает скрипичные пьесы и порой, чтобы не нарушать сон заключенных, играет на морозе в стороне от бараков. При этом со всей суровостью наказывает оркестранток, не оправдавших ее ожидании.