— Что нам-то делать? — спросил Вильгельм. — Цирк вроде как назад в Германию вообще не собирается, а только всё дальше уезжает. А как на этом ледяном острове окажемся, то уж точно никогда мне Швицарщины не видать.

— Нам надо выбраться из этого ящика, — сказал я, — прежде чем его погрузят на корабль.

Но как?

Все белые мыши ломали голову вместе с нами, как же нам выбраться из ящика. Тисси тоже думала, хоть и очень печалилась, что мы хотим от них уйти. Она частенько плакала. Да и мы тоже грустили. Странно получалось: нам и сбежать хотелось, и остаться тоже хотелось.

— Да ни в жисть нам отсюда не выбраться. Стенки вон какие гладкие да высокие. Просижу тут, пока не помру, — сокрушался Вильгельм.

Но вдруг мне кое-что пришло в голову.

У волшебника Кландестина была привычка перед выступлением класть свой плащ на наш стеклянный ящик. В плаще был потайной карман. Перед самым выходом на манеж Кландестин клал туда маленького белого кролика и высокомерного белого мыша Джека. На арене, якобы доставая кролика из цилиндра, а Джека — из дамской сумочки, он на самом деле молниеносно вытаскивал своих ассистентов из этого кармана. Но делал он это так искусно и быстро, что все думали, будто кролик и впрямь был в цилиндре, а Джек — в сумочке.

— Знаешь что, — сказал я Вильгельму, — сразу после наших номеров мы заберёмся в плащ волшебника Кландестина, а после представления, когда плащ повесят в гардероб, выскользнем оттуда. Побежим в порт и найдём корабль, который отвезёт нас в Германию.

В одну из пятниц апреля цирк давал последнее представление в городе Сандерленде. На следующее утро все клетки и ящики должны были погрузить на корабль и отправить в Исландию.

— Надеюсь, господин Кландестин и сегодня положит свой плащ на наш ящик, — сказал я.

Мы попрощались с белыми мышами и обнялись. Все плакали.

Потом пришло время номера Вильгельма. Вместе с двадцатью белыми мышами и сиамской кошкой он сделал три круга по барьеру арены. Затем мы с Тисси исполнили трюк на леске, и маэстро Саламбо снова посадил нас в стеклянный ящик.

Волшебник Кландестин пришёл и, как всегда, положил свой тяжелый плащ на наш ящик и посадил в карман белого кролика и Джека. Мы с Вильгельмом едва успели забраться за ними следом, а Кландестин уже надел плащ и поспешил на арену.

Но как только мы оказались в потайном кармане, Джек набросился на нас:

— А вы что тут делаете, бродяги серые? Вон! Вон! Вон отсюда! — и начал меня выталкивать.

Маленький белый кролик перепугался и смирно сидел в дальнем углу кармана. Пока я боролся с Джеком, в карман опустилась рука — и раз! — кролик исчез.

Затем мы услышали голос волшебника Кландестина:

— Милостивая государыня, вы любите мышей?

Женщина воскликнула:

— Ноу, ноу!

— Мой выход, — прокряхтел Джек, которого я как раз ухватил за шею.

И тут произошло непредвиденное.

Рука юркнула в карман и забрала Вильгельма.

Снова голос Кландестина:

— Но почему тогда у вас в сумочке белая мышь?

Раздался взрыв хохота. Зрители покатывались со смеху. Ведь знаменитый волшебник Кландестин держал за хвост не белую мышь, а серую полёвку.

Рука опустила Вильгельма обратно в карман.

— Караул! — крикнул Вильгельм, у которого шерсть буквально стояла дыбом. — Таперича всё пропало.

Публика всё ещё смеялась. Волшебник Кландестин скрылся за кулисами, снял плащ и вытащил из потайного кармана Вильгельма и меня.

— Ах вы маленькие паразиты! Я не позволю вам выставлять меня на посмешище! — крикнул он и бросил нас сиамской кошке Лене. — На. Разберись с ними!

Но Лена только рыгнула, потому что опять наелась до отвала, и сонно сказала: «Але оп».

Мы с Вильгельмом бросились наутёк, мимо маэстро Саламбо. А тот громко кричал: «Стойте!»

Мы пробежали мимо клетки медведя Петца. Он рычал «Исландия, как звучит! Прекрасно. Почти как Канада».

Мы выбежали на улицу, в ночь, и слышали издали, как маэстро Саламбо ругается с волшебником Кландестином. В последний раз обернувшись, мы увидели цепочку разноцветных фонарей над цирковым шатром.

— И что теперь? — спросил Вильгельм, отдышавшись.

И правда, что теперь делать?

Нам надо было попасть в порт и там постараться найти судно, которое вернёт нас с британского острова на материк. Так что мы побежали по ночным улицами в ту сторону, откуда слышались гудки кораблей.

В порту пахло рыбой, и мы пошли особенно осторожно: ведь где пахнет рыбой, там всегда много кошек. Мы шли вдоль причалов, у которых стояли корабли.

— Вообрази токмо, что будет, ежели мы заберёмся на корабль, который поплывёт в Америку или Африку, — сказал Вильгельм.

— И подумать страшно, — ответил я, — хотя я всегда мечтал познакомиться с пустынным тушканчиком.

— Лучше не надо, — сказал Вильгельм.

Трое суток мы сидели в щели какой-то стены и наблюдали за причаливающими и отчаливающими кораблями. Суда разгружали и загружали. Но мы никак не могли выбрать, на какой корабль нам забраться. Откуда нам было знать, куда они поплывут?

По ночам мы сидели в щели, прижавшись друг к другу. Как же всё-таки тепло было в цирковом стеклянном ящике. Теперь же у нас урчало в животах, потому что мы не смели выйти наружу. Мимо всё время бегали огромные кошки — эти паршивые, одичавшие зверюги таскали в зубах большущих рыбин.

Однажды вечером мы услышали голоса людей, проходивших мимо нашего укрытия. Один из них сказал:

— До чего тут мерзко.

А другой:

— И не говори. Хорошо, что через двое суток будем в Гамбурге.

Мы проследили, на какой корабль они поднялись, и проскользнули за ними. Через люк мы пробрались в трюм.

Каково же было наше удивление, когда мы увидели, что весь трюм корабля доверху загружен зерном. Вот это обжираловка!

Только мы устроились поудобнее и сгрызли несколько зёрнышек, как вдруг перед нами появилась большая крыса.

— Вам что тут нужно? — проворчала она.