не будет. А представь, если англичане визит не отменили, и, язви меня в печёнку, вдруг подорвутся? Мы же с тобой первые под трибунал пойдём.

Николай Трофимович посмотрел с тоской в открытое окно и ловким щелчком отправил за борт уже погасшую самокрутку.

– Тралить так тралить, вот только бы потом повстречать этих помощников. Союзнички, твою мать, на нашу голову. Мы же и за трое суток не управимся! Ладно уж, с якорными минами быстро сладим, привычное дело, а что если здесь и донные наставлены? Надежда-то на англичан была, что у них электромагнитные тралы имеются! А что мы с нашим подсекающим одни здесь сделаем?

– Ладно, Трофимыч, не блажи. Не впервой. Поднимай ребят, начнём работать. А встречу с англичанами я постараюсь тебе устроить. Там им всё и выскажешь. Но сейчас о них забудь. Вся надежда на твоё чутьё и опыт. А дальше, глядишь, и справимся.

«ТЩ-21» взял курс поперёк пролива, выпустив два буя, натянувших тросы на почтительном расстоянии и нырявших чёрными боками по обе стороны от оставляемого кораблём следа. Под ними, притопленные грузом, волочились тралы, увешанные подсекающими резаками. Первый галс прошёл спокойно. Пройдя на запад, когда датский берег уже можно было разглядеть без бинокля, а глубина стала не судоходной, повернули обратно.

– Обычно с первого разу ловится, – спокойно заметил Титов. И непонятно было, рад он или огорчён. – Зимой здесь, кажется, финны тралили, после того, как на нашу сторону перешли. Может, и не осталось ничего. А может, и затаилась сейчас мина под брюхом. А, Клим, как думаешь?

– Вам виднее, – не менее спокойно ответил Клим.

Он уже обратил внимание, что командир к нему присматривается после каждого сказанного слова. Ведь в его жизни это первое боевое траление, и как он себя поведёт, передадут Хлебникову, а потом молва пойдёт и дальше, передаваясь тем, с кем ему ещё предстоит встретиться. Сейчас складывалась его репутация, и Клим старался. Едва не зевнув, он занял позицию у входа в рубку, поглядывая то на Титова, то на отслеживающих за тросами матросов. Волнение было, но, глядя на их спокойствие, он давил его в зародыше.

И вдруг:

– Мина! – закричал над головой Сурков. – Мина по правому борту!

Клим выбежал на палубу. Стоя на постаменте с пулемётной треногой, Сурков размахивал биноклем в направлении трепетавшего на корме флага. Но и без бинокля чёрный шар, утыканный свинцовыми рогами, был виден всего в каких-то тридцати метрах. Срезанная с цепи мина кувыркалась, ныряла, затем, словно поплавок, выпрыгивала из воды и, подхваченная волной, плыла параллельно их курсу. Казалось, она постепенно приближается. К такому же выводу пришёл и Николай Трофимович. Оттолкнув с прохода Клима, он заглянул в рубку:

– Командир, задний ход! Пропустим её вперёд, а там Сурков очередью достанет.

Корпус задрожал взвывшими двигателями, тральщик остановился, затем, борясь с накатывающими волнами, медленно начал пятиться. За присевшей кормой вспенились буруны, затягивая под корабль клубы пузырей цвета бутылочного стекла. Клим держался за леера и, склонившись через борт, смотрел, как они лопались, порождая новые тучи бирюзового хаоса.

Над рубкой грохнула короткая очередь, и дымящиеся гильзы зазвенели, разбегаясь по деревянной палубе. Взрыва мины не последовало, и Сурков коротко ругнулся, протерев правый глаз.

– Сейчас, сейчас, – пообещал он, извиняясь на удивлённый взгляд Трофимыча.

Волна перекатила через корму и, подбежав к ногам Клима, оставила полуистлевший клочок тряпки. Он присмотрелся, догадавшись, что когда-то это было чьим-то флагом. Но потом увидел, что следующая волна несёт уже что-то более существенное. Кажется, это была черепаха. Огромная черепаха с обросшим ракушками и водорослями панцирем. И вдруг его словно ударило молнией. Перевернувшись овальным панцирем, черепаха неожиданно превратилась в мину! И надсадно молотящие воду винты тащили её под корабль.

– Мина! – заорал, шарахнувшись от борта, Клим, но его крик заглушила пулемётная очередь.

Вдруг неожиданно онемев, словно на этот крик ушли все силы, он будто увидел себя со стороны, бегущего, размахивающего руками, и тянущегося к закрывающей дверь в рубку спине помощника. А дальше время и вовсе остановилось. Николай Трофимович медленно оборачивается, гильзы, как осенние листья, плавно опускаются на палубу, сгорбившийся над пулемётом Сурков стоит, точно искрящаяся в алых сполохах статуя. И всё это поглощается бурым, рвущимся из моря пламенем. Ещё он успевает заметить, что языки пламени такого же цвета, как и неудобный спасательный жилет на его плечах. Но затем всё поглощает чернота, у которой нет ни конца, ни края.

Глава вторая

Знаменитый приказ гросс-адмирала Карла Дёница от пятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года застал командира подводной лодки U-396 капитан-лейтенанта Хильмара Зимона недалеко от побережья Швеции, где, зависнув под шноркелем на перископной глубине, он поджидал в засаде курсирующие между Англией и Скандинавией вражеские суда. Хильмар глядел на присланный открытым текстом приказ и не верил собственным глазам.

– Что за… – ругательства застряли в горле, оставив место лишь раздражению.

Он недоверчиво поморщился, затем перечитал ещё раз:

«Мои подводники!

У нас за спиной остались шесть лет боевых действий. Вы сражались как львы. Но теперь подавляющие силы противника почти не оставили нам пространства для действий. Продолжать сопротивление невозможно. Подводники, чья военная доблесть не ослабела, теперь складывают оружие – после героической борьбы, не имеющей себе равных в истории. Мы чтим память тех наших товарищей, которые подтвердили преданность фюреру и Родине своей жизнью.

Товарищи! Пусть боевой дух подводников, долгие военные годы помогавший вам сражаться в море, не поколеблется и в будущем.

Да здравствует Германия!»

Дальше шло указание поднять чёрный или синий флаг, идти навстречу кораблям противника и передать лодки в целостности и сохранности в их распоряжение. Экипажам построиться на палубе без оружия и, не оказывая сопротивления, сдаваться в плен.

«Но как же так! – возмутился в мыслях Хильмар. – Ведь всего три дня назад гросс-адмирал требовал продолжать борьбу с большевиками, англичанами и американцами до тех пор, пока не будут спасены от неминуемой гибели сотни тысяч немецких семей. Гросс-адмирал принял на себя обязанности главы правительства, командующего военными силами Германии и теперь требовал от всех дисциплины и послушания. “Трус и предатель тот, кто уклоняется от выполнения своего долга, – говорил новый фюрер. – Сражайтесь до конца! Германия никогда, никогда не сложит оружия!”. И вдруг – сдаваться!»

– Что вы думаете об этом? – Зимон без колебаний протянул приказ сидевшему через стол Тадао Мацуда. – Сегодняшнее утро начинается с сюрприза.

– Вы уверены? – удивлённо спросил японец, протягивая руку. – Возможно, это адресовано только вам?

– Берите, берите, приказ не шифрован. Убеждён, его уже прочли радиостанции всей