* * *

Так случилось, что в Китае растет спрос и на газетную бумагу, и на рекламные почтовые отправления. Но вы не найдете китайской версии приготовления супа Аланом Бакраком; не найдете и индийской, кенийской, вьетнамской или иорданской. Причина в том, что большая часть мира слишком бедна, чтобы оправдать наем людей для того, что Алан делает с помощью сит из звездочек и пневматических ружей: сортировки и переработки собранных отходов. Если место слишком бедное, чтобы оправдать создание такой установки, как у Алана, то оно, вероятно, также и слишком бедное, чтобы создать объем отходов, достаточный для оправдания стоимости установки.

Посмотрите, что происходило каждую ночь во дворе шанхайской многоэтажки, где я жил девять лет. Сразу после полуночи слышен звон бутылки, прыгающей по бетону. Если проследить траекторию до источника, то взгляд упрется в бетонную конструкцию немногим больше одноместного гаража, откуда на узкую асфальтовую дорожку высыпался благоухающий мусор. Он не похож на американский мусор: тут мало коробок, банок, бутылок и любых вещей, которые можно использовать в качестве вместилища для чего-нибудь другого. Большая часть здесь – пищевые отходы: кожура, шелуха, кости.

Подойдите ближе, и вы, возможно, увидите над мешаниной два или три сгорбленных силуэта с брезентовыми мешками за плечами, которые голыми руками роются в отходах в поисках металлических банок, пластиковых бутылок, а то и случайной монетки. Это не шанхайцы – гордые шанхайцы никогда не станут рыться в соседском мусоре, даже посреди ночи. Часто это семьи бедных приезжих из неблагополучных провинций, которые пытаются выжить. Из надежного источника я знаю: за право вот так побираться они должны заплатить небольшую взятку привратнику из моего дома и согласиться убрать все до утра. Оба требования выполняются без жалоб, причем второе – вообще не проблема: чтобы обеспечить существование, семьи, занятые таким сбором отходов, должны за ночь посетить несколько жилых комплексов. Им нужна кучность.

В Китае хватает мусора, где могут рыться семьи мигрантов. Действительно, примерно с 2008 года Китай производит отходов больше, чем расточительные Соединенные Штаты – около 300 млн тонн в год против американских 250 млн тонн. Тем не менее если считать на душу населения, то американцы превосходят китайцев в четыре-пять раз (американцы богаче). Например, американцы потребляют 296 кг бумаги на душу населения в год, в то время как китайцы – всего 45 кг, а в Индии цифра просто ничтожна – 8,5 кг. Даже с учетом намного большего населения этих двух стран и большего суммарного количества бумаги ясно, что из-за меньшего потребления на душу населения и домохозяйствам, и собирателям утиля там сортировать вторсырье намного проще.

Если вы заботитесь о сохранении ресурсов, то такая тенденция не выглядит положительной. Китайские потребители массово присоединяются к среднему классу, усваивая потребительские привычки, ему соответствующие. Например, между 2000 и 2008 годами (период экономического роста в стране) индустрия фасованной пищи в Китае выросла на 10,8 %. Этот переход от покупки свежих продуктов к покупке еды в пластиковых, алюминиевых и стеклянных контейнерах оказал огромное влияние на то, что происходило каждую ночь у моего дома и на китайских мусорных свалках.

Есть и хорошая новость: на данный момент Китай отправляет крайне мало отходов на свалки и в мусоросжигательные установки. Семьи, роющиеся ночью в мусоре, – всего лишь последнее сито в ориентированном на получение прибыли процессе, который начинается на рассвете. Вы увидите это, если прождете у дома всю ночь. Увидите приземистую дюжую тетку (она выглядит на 50, хотя ей всего 30), она ковыляет по улице с поясной сумочкой, набитой мелкими монетками, и несет маленький безмен. Если и есть в Китае эквивалент Алана Бакрака, руководящего системой извлечения вторсырья из мусора, то это она. Ее цель – стопка картона, перевязанная шпагатом, которая ждет под присмотром ночного сторожа, и весы высотой по пояс, какие можно увидеть в кабинете врача. Когда она вытаскивает эти весы, рано встающие пожилые леди в нашем доме спускаются по лестнице, взяв несколько пластиковых бутылок, одну-две картонные коробки, и, возможно, небольшой пластиковый пакет, наполненный банками. Цены на бутылки и банки определяются индивидуально; коробки цепляются на крючок безмена и взвешиваются. Заработав несколько центов, эти ранние пташки отправляются на открытый рынок за свежими овощами.

Светлеет, становится больше людей, к сборщице присоединяется ее субтильный муж. Пока он занимается сделками, женщина заходит в наш дом, реагируя на сообщения, оставленные в будке охранника: кто-то купил телевизор и хочет избавиться от огромной коробки; кто-то за несколько недель накопил газет, а теперь по настоянию супруги желает их продать. Все утро сборщица катается на лифте вверх и вниз, выплачивая мелочь (рыночную цену) за все, что можно утилизировать. Затем она переносит вещи вниз и сортирует по кучкам.

Пока она этим занимается, начинают появляться люди на велосипедах с маленькими прицепами. Некоторые собираются покупать газеты, некоторые – банки. Что бы они ни приобретали, они платят больше, чем заплатила женщина в доме, привязывают вещи к своим прицепам и уезжают. До конца дня они продадут собранное какой-нибудь мелкой компании, занимающейся вторсырьем и даже владеющей складом, а не просто уголком на улице. Но концепция тут та же самая: купить подешевле, продать подороже. Сюда приедут и другие велосипедисты со своими скромными прицепами, набитыми утилем. Все привезенное объединяют в груз, который можно продать бумажным фабрикам, алюминиевым заводам и прочим производителям, нуждающимся в сырье.

Не существует надежных статистических данных о количестве обрабатываемых отходов в китайских домохозяйствах; в силу того, что значительная часть страны по-прежнему занимается сельским хозяйством, сбор такой статистики вышел бы запредельно дорогим, если вообще возможным. Однако есть факт, с которым согласятся все – от государственных чиновников до полуночных раскапывателей отходов: к тому моменту, когда какой-то китайский мусор прибывает на свалку для захоронения, в нем остается крайне мало вещей, пригодных для повторного использования или переработки. Хьюстон и Сан-Франциско были бы рады, если бы могли сказать то же самое.

Но вместе с тем Шанхай не раздает мусорные баки для своих жителей; у него нет местного эквивалента хьюстонского завода по переработке отходов; у него нет инфракрасных сенсоров, помогающих спихивать пластиковые бутылки со скоростных конвейеров. Но у него есть сотни тысяч мелких бизнесменов, зарабатывающих себе на жизнь покупкой картона, бумаги и банок у миллионов людей, которые никогда не расстанутся бесплатно с вещами, подходящими для переработки. Все оставшееся тщательно проверено. Чтобы повысить степень утилизации в китайских городах, нет надобности в однопотоковых системах, поскольку у моих китайских соседей есть то, чего нет у американцев: они знают, что утилизация больше, чем добродетель.

Она стоит денег.

Не только китайцы смотрят на утилизацию с точки зрения финансовой выгоды, а не добродетели. Крупнейшая мировая индустрия переработки отходов – американская – тоже родилась из корыстных побуждений и процветала более 100 лет без особого внимания со стороны, пока в 1960-х годах зародившееся в США экологическое движение не перестроило мусорный бизнес.