Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Многие из них "высокого ранга", — напомнил Бафомет.
— Это не важно. Подобные люди стираются из памяти довольно быстро, как бы высоко они не взлетали. Через пару недель память о них канет в Лету…
Бафомет нагнулся, отстегивая с цепей рвущихся вперед кошек, а я шагнул прочь из этого места, слишком гнилостного даже для меня…
* * *
— …Даже для меня, — закончил я свой рассказ, — Они слишком мерзостны даже для меня, Создатель. Я презираю их. Человечество я просто ненавижу, а этих… Этих я еще и презираю. Я так больше не могу. Позволь, позволь я уничтожу их! Я уничтожу их быстро и безболезненно. Я сотру их в мгновение ока, я…
Я уже говорил тебе однажды — нет. Их шанс еще не истек. Даже у самого закоренелого, самого отъявленного грешника таится в душе искорка, дающая ему шанс на спасение. Раскаяние и спасение.
— И у меня? У меня, живущего в этом мире, правящего им и выворачивающего его наизнанку? У меня, прирожденного воина и карателя? У меня, прошедшего все возможные испытания ада и жизни среди людей? У меня, потерявшего, глядя на них, всякую надежду, изуверившегося и обреченного? Нет, Создатель, Ты слишком добр и чист, чтобы поверить во всю глубину заполнившего этот мир холода. Ты не можешь представить всю истинность их стремлений и побуждений. Они превзошли самые смелые мои ожидания. Они многократно оправдали все мои стремления и надежды. Они пугают меня… Ты не хочешь верить мне… Думаешь, я лгу? Да, я лжец, клятвопреступник и клеветник… Но Тебе я не лгу. Ты видишь все лабиринты моей души, и Ты видишь, что я говорю искренне…
— Вижу. Но твоя искренность стоит на ошибках. Ты слишком долго общался с самыми худшими, и это выработало предвзятое мнение даже у тебя. Тебе потребовалось на это больше времени, но не устоял даже ты. Тебе вновь нужно научиться видеть в них хорошее. Просто ты не хочешь это видеть. Ты очень долго занимался своим делом, и поэтому даже в твоей, сильной и закаленной душе появилась усталость и печаль. Может быть, в этом есть и Моя вина. Заботясь о слабых, Я слишком долго предоставлял тебя — тебе, рассчитывая на твою непомерную силу… Ты знаешь, как это бывает: самых сильных и выносливых наделяешь заботой в самом конце, рассчитывая на их терпение и понимание.
— Мы стали говорить на разных языках, Создатель. Именно потому, что Ты — Создатель, Творец и Вселюбящий, а я — воин, карающий и наказывающий. Мы стали двумя противоположностями, потому что я впитал свое понимание этого мира. Но поверь — мое понимание истинно. Я все больше и больше задумываюсь о возвращении, Создатель. Этот груз стал непосилен для меня.
— Не говори глупостей, Князь демонов. Ты устал и слишком удручен своей работой. Я понимаю, как это страшно… Но ты существуешь потому, что Я создал тебя, а значит…
— В том-то и беда… Пока я нужен — я есть, а когда выполню свою миссию…
— Ты ходишь по кругу в своих суждениях, Авадон. Безверие и отчаяние закрыли твои глаза, печаль и тоска окутали твое сердце, а холод ада обжег твою душу. Неужели ты и впрямь не веришь Мне? Или ты пытаешься найти причину, чтоб не верить Мне? Подвергать сомнению и потакать своим желаниям, страхам и усталости?
— Нет страха, Создатель. Лишь печаль. Печаль и боль. Что будет со мной, когда придет день и последняя злая воля будет брошена в пламя гнева? Кому понадоблюсь я, когда я не нужен и отвратителен даже сам себе? Это болезнь, Создатель. Болезнь души… Если такая у меня еще осталась…
— Я не хочу тебя слушать, Аполлион. Твои слова отзываются болью во Мне. Найди в себе силы и поверь. Поверь в Меня и в себя. Поверь в людей… Они стоят того, чтобы верить в них. Чтобы бороться за них.
— Бороться за них с ними же самими? Да гори они… Они не стоят того, чтобы даже грыжу из-за них наживать, не то, чтобы…
— Вот что Я скажу тебе… Ступай. Ступай и не появляйся до тех пор, пока Я не позову тебя… Нахаш!
— Да, Создатель.
— Открой свою душу навстречу свету. Живущему во мраке это необходимо вдвойне. Только свет твоего сердца развеет мрак вокруг тебя. А искра, которая ее зажжет… Ты отыщешь ее… А теперь ступай. И да рассеется мрак в сердце твоем…
* * *
Неторопливо я брел по вечернему городу. Вечно спешащие прохожие обгоняли меня, раздраженно оглядываясь — их злила моя неторопливость, диссонирующая с их стремлением бежать в суету. Заложив руки за спину, я шагал вдоль освещенных витрин, заваленных красочными товарами, рассматривал аляповатые плакаты рекламы и читал безграмотные и кичливые вывески. Мое внимание привлекла небольшая, стоявшая чуть в отдалении от улицы церковь. Я немного подумал и направился в храм. Изнутри церковь выглядела более чем бедно. К тому же в помещении шел ремонт. Судя по брошенным прямо посреди храма доскам, подрядившиеся здесь рабочие строго соблюдали режим восьмичасового "аврала". Во всяком случае к окончанию рабочего дня они относились более чем педантично. Переодевшийся в "мирское" священник, кряхтя, перетаскивал доски ближе к стене. В самом углу зала, за небольшой перегородкой, сидела сухонькая старушка, продававшая свечи, иконы и прочие принадлежности обрядов. Подойдя к стойке, я посмотрел на ценники, стоявшие рядом с "духовной литературой", и удрученно покачал головой — почитать измышления и исследования служителей церкви большинству из приходящих сюда явно не грозило. Да и зачем знать людям свидетельства Иосифа Флавия о существовании Христа в то время, как атеисты в один голос врут о замалчивании им этого факта? Зачем им читать труды официального биографа правителя Иудеи и одновременно биографа Понтия Пилата — грека Гермидия, в свое время способствовавшего распятию Христа и уговаривавшего жену Пилата не удерживать мужа от смертного приговора Иисусу, так как до самого распятия он считал Его обманщиком? Этому умному и злому цинику несказанно повезло — желая лично убедиться в том, что Иисус не воскреснет, он лично отправился в ту ночь к гробу… Увиденное он описал честно и подробно — в этом надо отдать ему должное.
Не нужны им и записи сирийца Ейшу, врача, одного из немногих друзей Пилата и его личного целителя. Этого проницательного практика, стоящего в истории наравне с Гиппократом, Цельсом и Леонардо да Винчи, интересовал факт воскрешения Христа исключительно с точки зрения естествоиспытателя. Исключительный скептик, введший в обиход поговорку: "Чего я не видел, то считаю сказкой", он подробно засвидетельствовал виденное им в ту ночь.
И уж совсем не требуется видеть им сочинение одного из членов синедриона, казначея Маферканта "О правителях Палестины". Именно из его рук Иуда получил свои тридцать серебренников. И именно он первым из членов синедриона прибыл на место воскрешения для проведения расследования. Может, он и не поверил бы в это, если б за полчаса до этого лично не выплачивал деньги стоявшей у гроба страже и на обратной дороге… Впрочем, о чем можно говорить, если сам факт обнаружения Ноева ковчега в 1800 году и многократное подтверждение этого факта впоследствии русскими авиаторами и французскими учеными замалчивается? От несчастной реликвии было отодрано столько досок, сколько достаточно для постройки одного дома, и проделано столько экспериментов и анализов, что достаточно для убеждения самого закоренелого марксиста. Кстати, сам Маркс посещал секту сатанистов и не особо скрывал этот факт, а Энгельс перед смертью публично заявил о своей вере в существование Христа. Незачем знать людям и о Кумранских манускриптах. Ни к чему им это…