– А чему еще я должна поверить? – Я осторожно отпила из блюдечка чай. Крепкий и душистый, видно, с травами особыми заварен. Хороший чай. Там, где я раньше жила, такого ни в одном супермаркете ни за какие деньги не найти…

– Не кошка я на самом-то деле, – продолжила Руфина. На самом деле я царица. Государыня Тридевятого царства и всех окрестностей, включая даже Кудыкины горы. Заколдовали меня. А так была я человеком.

– Кто же тебя… вас… заколдовал?

Руфина опять вздохнула и нервно дернула усами.

– Дело было так…

В некотором царстве, а точнее, в Тридевятом государстве жила-была мудрая и прекрасная царица Руфина Порфирородная. И было у нее два сына, два Ивана: один – старший – от батюшки-царя, а второй – младший – от царского конюха. Царь, конечно, про царицыны адюльтеры не ведал, поскольку был уж и в летах преклонных, и слухом зрением, да и другими органами вельми слаб. Помер царь в одночасье, осталась прекрасная Руфина вдовой при двух сыновьях (не идти же ей замуж за того самого конюха – на все Кудыкины горы ославят). Вот и растила она сыновей: царского – как родного и по-царски, а конюшего – как приемного, вроде бы для дружбы и забав малому царевичу.

Выросли оба сына – любо-дорого посмотреть! Пригожие, краснорожие (в смысле, очень красивые), удальцы да храбрецы. Только на Ивана-царевича заглядываются невесты, а на Ивана-дурака только кобылы на конюшне ржут…

– Позвольте! – встряла я. Это почему же он обязательно должен быть дурак?!

– А для равновесия, – отрезала кошка. Если один – царевич, то другому положено иметь прозвание дурака. Так достигается гармония в единстве противоречий. Сама же читывала о сем у Ильина да Вышеславцева…

– Возможно. Я слушаю. Дальше.

– А дальше пришла пора царевича женить. Царица особо измышлять ничего не стала, пригласила на девичник самых пригожих да рукодельных девиц государства и выбрала из них Василису Прекрасную. И без долгих церемоний просватала ее за своего старшего сына…

Тут кошка примолкла, и я увидела, как из ее янтарного глаза катится маленькая поблескивающая слеза.

– Всем хороша оказалась царская невестка: и ликом пригожа, и в трудах неусыпна, а уж как супружеский долг исполняет – отрада царевичу. Умом, правда, бог обделил, да ведь и ненадобен большой ум писаной-то красавице. Да и царевич… не больно любит книжную премудрость. Другая беда пришла во дворец с Василисой Прекрасной. Оказалось, жила при ней безотлучно сводная сестра, дочка мачехи-покойницы. Звали сестрицу Аленушка, и была она страшнее войны с ордынским ханом Чирей-беем: и на лицо уродлива, и по характеру – сущая ведьма. Ведьмой и оказалась – превратила своего братца в козленочка (а свалила все на воду, которую тот будто бы из копытца испил!). Добиралась уж и до прекрасной Василисы, хотела обратить ее белой уточкой, да не успела: Василису во дворец забрали, осталась Алена-ведьма одна в своей глухой лесной избушке, только что братец-козленочек вокруг бегал да блеял. Но недолго Алена терпела то, что Василиса Прекрасная так над нею превознеслась. Заколотила она избушку досками, козла (в смысле братца) проезжим цыганам в табор отдала для потехи, а сама отправилась в стольный град, в царский дворец. И мысли при этом лелеяла самые черные: извести и Василису Прекрасную, и ее мужа, и даже саму царицу Руфину. Как она проникла в царские палаты – отдельная история, сказать только можно, что плохо продуманы в Тридевятом царстве системы охраны и оповещения… Прикинулась Алена скромной девицей-белошвейкой и пошла прямиком к царице – показать-де свое шитье, сорочки нижние с пробивным стежком да вологодской мережкой…

Кошка опять примолкла, и опять покатилась слеза по ее апельсиновой мордочке. Наконец она тихо сказала:

– Чего уж греха таить: охоча я была до красивого да редкостного белья. Да и какая женщина его не любит! Вот и пустила к себе псевдобелошвейку, даже не озаботившись о своей волшебной защите. Я ведь, как ты, наверно, уже догадалась, Василиса, и сама немного чародейка… А тут… Совсем бдительность утратила. Расслабилась от привольной царской жизни.

Вошла эта Алена препаскудная в мои хоромы, я ее ласково спросила, что за рукоделье она принесла для своей царицы, а она подходит ко мне близехонько, достает из узелка прутик осиновый и хлобысть им меня по щеке со словами:

– Была ты царицею, а теперь стань лягушкою! Слово мое крепко!

Однако на поверку не сработало как надо ее злое чародейство – все-таки кое-как смогла я свое поле ментальное законсервировать от прямого воздействия, Словом, обратилась я не в лягушку, а в кошку и только поначалу и могла, что прятаться в подполе и мяукать от злости и обиды. Ведь проклятая Аленка обернулась мною, царицей Руфиною Порфирородною, и престол заняла, окаянная!

Порфирородная кошка в этом месте своего рассказа разрыдалась окончательно и попросила налить ей в блюдечко немного настойки на валериановом корне. Я, сострадая ей от всей души, исполнила эту просьбу.

– Вот такая у нас беда, Василиса, – налакавшись валерьянки, развязным тоном сказала кошка, – На престоле ведьма черная сидит, и только мои слабые чары не дают совершить ей окончательного злодейства: извести сына моего Ивана-царевича и его жену Василису Прекрасную.

– Я… очень сочувствую, – осторожно произнесла я. Но я-то здесь зачем? Разве я могу вам чем-то помочь?

– А как же! – шмыгнула носом царица-кошка. Ты обязательно поможешь! Я уверена на сто процентов! Недаром же ты Василиса Премудрова. Почти Премудрая! Ты же умная, ученая женщина, Василиса! Ты наше царство просто спасешь!

– Но каким образом… Руфина, вы же тоже неглупая кошка, простите, царица и понимаете, на что я способна в самом деле. Докторская диссертация – вот рубеж, выше которого мне не прыгнуть…

– Ай! – отмахнулась кошка. Мы порой сами не знаем, на что способны! Вот я, когда была просто царицей в Тридевятом царстве, разве могла предположить, что смогу из этого царства попасть в реальность, в которой до некоторых пор жила ты? А пришлось! Как одна знакомая корова мне говорила: жить захочешь – не так раскорячишься, извини за выражение. Я в стольких семьях жила, столько освоила языков и навыков! Вон компьютер – и тот мне по силам, потому что я целых два года у одного хакера прикармливалась. Спросишь меня, зачем я в твоем мире моталась? Да тебя искала! Такую, как ты! Премудрую'

– Что ж, в вашем Тридевятом государстве своих премудрых нет? – ухмыльнулась я.

– А вот представь себе! Одни только прекрасные! Невестка – Василиса Прекрасная, двоюродная сноха Марья Моревна – прекрасная королевна, а про очень дальнюю мою родственницу Прекрасную Елену даже и вспоминать не стоит: красоты много, а мозгов… Какой город пал из-за похотливой и бестолковой дурочки! Впрочем, к нашей сказке это не относится.

– А я, выходит, отношусь?!

– Еще как! На тебя у меня вся надежда! Ты здесь обживешься, поймешь что к чему, глядишь, и премудростью своей пособишь народному горю.