В возрасте около десяти лет Вала как будто начала раскрываться. Когда Ката читала книгу или смотрела телевизор, дочь садилась рядом и расспрашивала, чем она занимается, просила помощи с уроками или спрашивала, что делать, если в школе кто-то доводит – а последнее происходило все чаще и чаще. Ее уже не надо было ругать за неприбранную комнату; приходя из школы, она складывала посуду в посудомоечную машину и получала за это карманные деньги, которые тратила на мебель для кукольного домика или сласти. А еще впервые обнаружила честолюбивое стремление учиться хорошо и заявила Кате, что хочет быть «сильной», как мама.

Когда Вала согласилась пообщаться с ребятами из церкви, прогресс продолжился, и отношения между матерью и дочерью стали прочными и искренними – как Ката всегда и мечтала. В церкви Вала занималась молодежной работой и без проблем общалась со сверстниками. Очевидно, тогда она не была по-настоящему верующей, это пришло потом, но и общественная жизнь церкви была связана отнюдь не только с Богом. Вала сходила на десятинедельный курс «Альфа», где разбирались, например, следующие вопросы: В чем смысл жизни? Что происходит, когда ты умираешь? Иисус – сам Бог? Библия – Слово Божие? Можем ли мы получить прощение? Программа у детей была насыщенная, в ней были и развлечения, и обучение; они вместе играли в пейнтбол, а также в «Экшнери», «Лейзер тэг» и «Слиповер», когда все ночуют у кого-нибудь дома. К тому же они каждую неделю встречались в помещении общины, где вместе пекли что-нибудь, играли в игры, смотрели кино, а у Валы появились первые подруги.

Ката впервые перестала тревожиться о будущем дочери – но с течением зимы все изменилось. И хотя связывать причину с конкретными вещами, вероятно, значило бы слишком упрощать вопрос, первое, что приходило на ум, – это кукольный домик.

Однажды, в самом начале весны мать с дочерью отправились в ИКЕА, в частности, чтобы поесть тефтелей. У них это была своего рода традиция. Они начинали с того, что ходили по магазину и рассматривали мебель. (Вообще-то Ката покупала мебель в магазине «Ипэл», а в ИКЕА ходила только за товарами на каждый день.) Пока она разглядывала рамы для картин, прибежала Вала и начала тараторить и тянуть ее за собой в отдел зеркал. Придя туда, она указала матери на стоячее зеркало в громоздкой деревянной раме; зеркало было на петлях, так что его можно было наклонять вперед и назад, и для ИКЕА было необычайно дорого. Вала уверяла, что это зеркало – точная копия маленького зеркала – Mirror Bedroom Beauty – из кукольного домика, который папа подарил ей год назад.

– Это, моя милая, не копия, – ответила Ката. – Ты, наверное, хочешь сказать, что твое зеркало – копия этого.

Она далеко не сразу поняла, что Вала хочет купить это зеркало, и не потому, что оно ей особенно понравилось, а из-за того, что такое же есть в кукольном домике. Увидев молчание матери, Вала завелась и стала без умолку канючить, чем напомнила саму себя в тот период, когда она была младше и несноснее. В конце концов, она уже была готова на много месяцев отказаться от карманных денег, чтобы накопить на него. Кате было трудно понять, что вызвало такую бурю.

– Милая, это же ширпотреб. И даже не красивый.

– А папа разрешил бы.

– Но ведь папа с тобой не ходит по магазинам?

– Еще как! Мы в Интернете покупки делаем.

– Вот-вот. А зубную пасту вы с ним когда-нибудь покупали? Или бутерброд, или туалетную бумагу…

– Какая разница! – выкрикнула Вала.

И так они продолжали спорить об этом уродливом зеркале, пока Ката наконец не вынесла вердикт:

– Милая моя, оно дорогое. К тому же ты сама сказала, что у тебя есть такое же. Разве этого недостаточно?

Вала ничего не ответила, но сердито фыркнула, и Ката уже подумывала обратить все в шутку (вот, мол, дочка уже выросла большая), – но решила больше не злить ее.

Когда они дошли до столовой, где продавались тефтели, Вала сказала, что она не голодна, и, пока Ката ела, исчезла. По дороге домой в машине они молчали, но вот Ката припарковалась перед домом и объявила, что хочет обсудить случившееся. Вала не ответила, а вышла из машины и, прежде чем захлопнуть дверь, прокричала: «Ненавижу тебя!»

Когда Вале исполнилось тринадцать лет, Ката подарила ей на день рождения стул к письменному столу, который они с Тоумасом купили вместе, и книжку братьев Гримм о человеке, ходившем по деревням с флейтой и выманивавшем крыс. Вала вежливо поблагодарила ее. А под конец Тоумас достал свой дополнительный подарок – одну из этих мелочей, которые Ката терпеть не могла: в свертке оказалась миниатюрная флейта.

«Все пропорции соблюдены», – сказал Тоумас. Вещица сопровождалась сертификатом подлинности, для пущей оригинальности написанным декоративным шрифтом, и в нем значилось, что флейта изготовлена в середине девятнадцатого века в Будапеште, там же, где и домик. Вдобавок флейта оказалась из чистого золота, и на ней можно было играть совсем как на настоящей; правда, звук получался гораздо тише. Вала поднесла флейту к губам и подула; раздался на удивление тонкий свист, и выражение лица Валы стало нездешним, исполненным той серьезности, которая касалась всего, связанного с домиком. Она продолжала свистеть, пока Ката не позвала ее есть торт, испеченный для торжественного случая. После Вала поднялась в свою комнату и пристроила флейту в домике.

Далее она заказала в Интернете уменьшенную копию своей кровати, а также множества мелочей и полок и расставила их в домике.

Чем больше Ката думала обо всем этом, тем больше злилась и изливала душу Инге на работе: «Это ненормально!» А потом у нее вырвалось то, чего она сама от себя не ожидала: «Про это в Библии сказано; прошу не считать меня фанатичкой, но это называется таким словом: идолопоклонничество. И оно подходит к такой ситуации, когда человек путает реальность с воображением, а это опасно!»

Через несколько недель Ката почувствовала в середине дня на работе, что заболевает гриппом, и ушла домой раньше обычного. Она вошла в дом и вскоре услышала на верхнем этаже голоса. Неслышно прокралась вверх по лестнице и поняла, что голос был только один и принадлежал Вале. Ката тихонько приблизилась к открытым дверям и украдкой заглянула в комнату. Вала стояла у домика с напряженным лицом и вытянутыми руками – и играла в куклы.

Ката уже собиралась постучаться, чтобы дать знать о своем присутствии, но тут услышала слово «мама», а чуть погодя и «папа». Слова произнесла Вала – но от лица кукол, которые чем-то занимались на верхнем этаже домика.

– Папа, только не в темноте, – ныла она необычайно писклявым голосом. – Нет уж, мама. Я не хочу тебя видеть, ты такая уродина! Нет, я красивая! А вот и некрасивая! А ну раздевайся и не шуми, а то ребенка разбудишь. Ты всегда стонешь на весь дом. – Куклы переходили из комнаты в комнату, мужчина шел за женщиной к большой кровати, а потом стоял над ней, и Вала говорила за него глухим басом: – Не упряяямься. Я в тебя просто письку засуну. – Вала немного похихикала и продолжила: – Ну ты и урооодина. А ну, быстро раздевайся, и щас ты у меня будешь верещать, как хомячок. Ой, в кровати пружины! А ну, женщина, молчи! От тебя шуму много. Я хочу, чтобы ты послушалась и разделась. Но сперва я чем-нибудь закрою тебе лицо, чтобы было не видно, какая ты некрасивая и глупая.