Минут двадцать он так ходил – туда-сюда. То журчал по телефону, то рокотал, то к одному ключик подбирал, то к другому. А потом вздохнул тяжко, вырубил айфокус и сказал мне:

– Счастлив наш Бог, Тим. Есть одна контора, очень заинтересованная в данной тематике… Поэтому сейчас фи-ли-грань-нень-ко каждую мелочь, каждую глупость об этих книгах. Слушаю вас внимательно.

И мы говорили. Говорили очень долго – пока я мог выжимать из себя новые нюансы дела. А на телефон мне сыпались смс-ки:

«Доброе утро, король сталкеров. Я так скучаю по тебе!»

«Ну кто тебе разрешил не быть сейчас со мной? Знаешь, какое за это полагается наказание?»

«Я очень тебя ждала. Очень-очень. Очень-очень-очень. Я чуть не рехнулась тут без тебя».

«Хочу прилететь к тебе. А ты хочешь прилететь ко мне?»

«Всё размышляю, залюбить тебя до смерти или поберечь пока? И, кстати, как ты относишься к этому виду расставания с жизнью? Если что, ты ведь не против, да?»

«Тимка, извини, пожалуйста, что я про расставание с жизнью. Это я не серьезно, ты же понимаешь?»

«А может, и серьезно».

Иногда я говорил Михайлову:

– Дмитрий Дмитриевич, извините, мне надо ответить.

И набирал:

«А я еще больше по тебе скучаю, Стрекоза».

«Вот когда будешь рядом, в смысле совсем рядом, тогда и определим, какое именно полагается мне наказание».

«Стрекоза, я тебе потом расскажу: ты меня с того света вытащила один раз, хотя сама не знаешь, как. Не было бы тебя у меня, так я бы не выбрался».

«Я вообще удивляюсь, почему тебя до сих пор тут нет. Шасси повредила при попытке взлета?»

«Еще кто кого залюбит».

«Напрасно. Стоило бы попробовать разочек».

«Я вообще-то тоже серьезно. Я серьезен, как никогда».

«Эй, ты где? Уже спишь? А я нет. Думаю о тебе».

Поздно вечером она позвонила. Я услышал в телефоне ловкое подражание тому звуку, какой довольные коты издают, когда чешешь им за ухом. Потом Катька сказала: «Знаешь, Тим, такая штука… Я не могу без тебя жить. Я без тебя не жила, а… так, неизвестно что. Только ты не задавайся», – и отключилась.

Этой ночью мне спалось хуже.

Сокольники… Небось, превратились в заповедник мутантов…

Всё на свете пропало. Дома у меня больше нет. Средств к существованию – тоже. И город мой любимый, родной мой город сожрала проклятая Зона.

Да что за жизнь у меня такая?

А впрочем, Катька со мной. И, значит… ничего, как-нибудь выкарабкаемся.

Наутро не пришло ко мне «Доброе утро».

Я отправил Катьке свое «Доброе утро», сдобрив меленькими смешинками.

Она не ответила.

Еще одна смс-ка – и опять нет ответа. А смс-ка была такая… откровенная, что нехрен вам, ребята, в нее заглядывать. Жду. Печалюсь.

Я удивлен…

Делаю свои комплексы, завтракаю. Каждые пять минут смотрю на экран телефона… ничего нет. Сказать, что это странно, – ничего не сказать.

Хорошо же, я набираю ее номер. Прямоугольный пластиковый уродец сообщает мне: «…отключен или…» Не дослушиваю. На всякий случай набираю еще раз… а потом еще раз и еще – с тем же эффектом. Одно из двух: какое-то недоразумение с Катькиным телефоном или… стряслось нечто серьезное. И лучше бы первое – второго я нахлебался последнее время аж по самое не могу.

В полдень за мной приезжает машина. Молодой парень из михайловского Центра приносит мне пакет с вещами и записку от Кати: «Король сталкеров, я знаю, ты очень сердит, что я не заехала за тобой. Прости меня, пожалуйста. У меня тут непредвиденные обстоятельства. Не сердись и не беспокойся, я задержусь ненадолго. Сейчас мне надо торопиться, от меня зависят люди. Но потом я тебе всё расскажу и ты меня простишь. Я обнимаю тебя так крепко, что поберег бы ты ребра! Твоя Стрекоза».

И я успокоился. Нет, ребята, я свою жену знаю. Если у нее непредвиденные обстоятельства, значит, это на самом деле непредвиденные обстоятельства, а не ерунда какая-нибудь. Такой уж она у меня человек, зря болтать не станет.

Правда, всё равно обидно немного. Фигня какая-то вышла.

Разбираю пакет. Бельё, джинсы, рубашка, куртка… зонтик. Ну да, женщина же собирала. Бутерброды с окороком и с яичницей, как я люблю. Ну да, женщина собирала, только теперь в хорошем смысле женщина. Денег чуть-чуть. Видно, не очень-то ее дела. И… вот это мне по нраву.

Хороший нож из пятнистой дамасской стали с характерной паутинкой разводов. Рукоятка из карельской березы. На лезвии – значок нашей с парнями мастерской. На ножнах – мое имя. Отличная вещь. Особенно в умелых руках, а у меня руки к ножам сыздавна приучены.

Вот это положила в пакет не просто какая-нибудь там среднестатистическая женщина, а моя жена!

Выписываюсь. Парень из михайловской команды ведет меня к машине и садится за руль. Как же зовут-то его? Совершенно из памяти вылетело.

– Куда мы теперь, – спрашиваю, – к моему новому жилищу? И где оно?

– Твоя хибарка, Тим, подождет. Мы едем на точку, где сейчас базируется Центр.

От слова «хибарка» мне поплохело…

Михайлов владел дачей близ подмосковного города Ступино, по соседству с Белопесоцким монастырем.

То есть, раньше это называлось дачей, а теперь стало просто домом. Офис нашего Центра ужался до размеров рабочего кабинета, за окном которого петухи с добротной регулярностью прочищали горло.

Когда-то, на пике карьеры, Михайлов завел себе очень большой дом за городом. Весь второй этаж в нем заняла библиотека, и там царил идеальный порядок. Еще идеальный порядок закрепился на территории кабинета. На просторах кухни и спальни он потерпел сокрушительное поражение. Его выбили оттуда волны агрессивного хаоса, сдерживаемые лишь отчаянными усилиями уборщицы, по совместительству кухарки. Если бы у Михайлова спросили, где тут стиральная машина, где сковородка и где его новое пальто, он бы ответил, не колеблясь: «А у меня точно есть все эти вещи?»

Остальные помещения пустовали. Некоторые из них были заперты на протяжении многих лет. Подозреваю, что там должна была завестись Женщина. Какая-нибудь очень хорошая Женщина. Которая – р-раз… и навсегда. Но времени на Женщину катастрофически не хватало. Поэтому дачу изредка посещали женщины. Которые р-раз… и «созвонимся». А в запертых комнатах, надо полагать, самозародилось привидение несбывшейся Дамы. Во всяком случае, оттуда порой доносились подозрительные скрипы…

– Что-то там рассыхается, – со вздохом констатировал Михайлов, проводя меня по коридору мимо пустующих чертогов.

– И-и-и-и-и-и-и-и… – отвечало ему привидение.