нога представляет собой фаллический символ, которому нужна конкретная поддержка; тогда обувь символизирует женский орган, в который погружена нога.

Сексуальная сторона образа башмачника неявно связана с символикой ноги, но это для нас не очень важно: мы можем полагать, что люди, относящиеся к социальному слою, изображенному в этой сказке, выражались бы более прямо и откровенно и говорили бы о сексе, если бы считали, что именно о нем идет речь, поэтому эта символика в данной сказке имеет несколько иное значение. Если мы начнем с гипотезы, что обувь — это просто часть экипировки человека, которая покрывает его ноги, и что обутыми ногами человек стоит на земле и соприкасается с ней, то обувь символизирует точку зрения (standpoint) или отношение к реальности. Подтверждением тому служит много очевидных фактов. Немцы говорят, что, если человек становится взрослым, он «снимает свои детские ботинки»[19], а в Швейцарии говорят, что он «надевает ботинки своего отца» или «идет по стопам своего отца»[20], — то есть принимает такую же установку. Кроме того, наблюдается связь обуви и со стремлением к власти, ибо если человек хочет утвердиться в своей власти и подавить другого, он «наступает ему на горло» (puts one’s foot down), как поступал солдат викторианской эпохи, ставя ногу на горло поверженного врага. В немецком языке есть выражение «подкаблучник» (Pantoffelheld)2x, которое относится к мужчине, находящемуся в полном подчинении у своей жены — она наступает ему на горло, и он совершенно теряет свою самостоятельность и во всем слушается только ее. Таким образом, мы могли бы сказать, что наша точка зрения по отношению к конкретной реальности всегда имеет связь с утверждением своей силы, ибо мы не можем принять какую-то точку зрения, не самоутвердившись в той или иной мере; когда речь заходит о реальности, мы должны сделать выбор и чему-то отдать предпочтение. Поэтому башмачник должен воплощать архетипическую фигуру, похожую на портного, но в особенности сосредоточенную на своем отношении к реальности.

Профессия башмачника (сапожника) считается одной из самых простых, даже проще, чем профессия портного, хотя социальное положение и того и другого нельзя назвать высоким и достигающим уровня буржуа. Есть много сказок и легенд, в которых подчеркивается низкий социальный уровень башмачника. Из легенды о святом Антонии[21] [22] мы знаем, что, к нему явился Божий ангел, и тот решил, что совершил нечто очень важное и стал великим святым, но однажды ангел ему поведал, что в Александрии есть еще более святой человек. Почувствовав ревность, Антоний захотел увидеть этого человека, и тогда ангел привел его в бедный квартал Александрии, в жалкую лачугу, где жил старый башмачник со своей несчастной женой; он сидел и тачал обувь. Святой Антоний удивился, но вступил с ним в разговор, желая узнать, в чем же этот человек более свят, чем он, и стал спрашивать его о религиозных взглядах и вообще об отношении к религии; однако башмачник лишь взглянул на него и сказал, что он просто шьет обувь, чтобы заработать немного денег, потому что ему нужно прокормить жену и детей. Тогда у святого Антония наступило просветление. Эта история служит иллюстрацией того, что установка башмачника, в отличие от святого Антония, связана с реальностью, тогда как Антоний лишь стремился повысить степень своей святости. У башмачника была абсолютно человеческая, смиренная связь с реальностью, отсутствующая у большинства святых; именно об этом ангел и говорил святому Антонию. Существует одна известная поговорка: «башмачник, не теряй своего умения» (shoemaker, stick to your tools), ибо если он его утратит, то ухудшится все, что касается его отношения к реальности, ибо нам следует быть совершенно реалистичными и не переступать через свои ограничения. Башмачник так и поступает и, согласно пословице, поступает правильно.

В сказке «Два странника» после скитаний по лесу в кульминационной точке развития сюжета башмачник и портной поступают в услужение королю, и там башмачник начинает плести интриги; и все заканчивается тем, что портняга женится на принцессе, но не становится королем, как это обычно бывает. В других волшебных сказках простой человек женится на принцессе, и подразумевается, что благодаря своему браку он станет новым королем, но здесь вместо этого аист приносит королю сына, который станет его наследником (а вовсе не портняга), если, конечно, королевский сын не умрет, что совершенно невероятно, принимая во внимание сказочную обстановку. Наверное, нам следовало бы себя спросить, что вообще значит, если простой человек, как, например, крестьянин, портной, башмачник, какой-нибудь дурачок или единственный сын вдовы, женится на принцессе и тем самым становится будущим королем; поэтому нам следует углубиться в символику фигуры короля.

На тему символики королевской фигуры я отсылаю вас к труду Юнга Mysterium Coniunctionis, в котором этой теме посвящена целая глава[23]. Король (или царь) на примитивном уровне является воплощением или носителем мистической жизненной энергии нации или племени, и потому, как вы можете прочитать у Фрэзера в главе «Умирающий Бог»[24], здоровье, а также физическая и духовная сила царя являются гарантией силы и здоровья племени, и как только король становится импотентом или заболевает, его должны убить. По истечении определенного числа лет правления его следует сместить, так как носитель этой жизненной энергии всегда должен быть молодым. Он является воплощением Образа Бога, жизнеспособной силы племени. Среди шиллуков[25] в верховьях Белого Нила этот обычай проявляется в том, что, когда наступает время убить старого царя, его запирают в хижине вместе с девственницей и вместе с ней морят голодом до самой смерти, а напротив этой хижины ставят так называемый трон (низкий примитивный стул) и сажают на него его преемника: в момент смерти дух жизни старого царя переходит в тело нового царя. С этих пор он становится царем и носителем царской власти.

Повторяю, сделав скоропалительный вывод, мы могли бы сказать, что король обладает всеми свойствами символа Самости, но по существу такое утверждение является слишком общим и неточным, хотя фигура короля воплощает жизненное начало, Образ Бога и центр психической и духовной организации и в этом смысле несет на себе проекцию Самости — регулирующего и управляющего центра, определяющего целостность и полноту. Но это не соответствует действительности, ибо нам уже известно, что архетип Самости не может так сильно зависеть от времени. Кроме того, у нас есть образ умирающего короля, который должен быть смещен с трона, что не соответствует представлению о Самости как о регулирующем центре психики, который должен продолжать функционировать. Следовательно, каким образом