— Только не думай, что я одна совсем. Меня не бросят. У нас старухи не побираются. Сил не будет — найдется дом, где я не самой последней буду.

— А я хотела тебя к себе забрать, — почти пошутила Александра Николаевна. — Я тебе адрес свой все равно оставлю. Дай карандаш, бумагу!

Малика протянула ей блокнотик и карандаш. Александра Николаевна аккуратно заполнила страничку.

— Малика, я пойду, потихоньку пойду. Дала слово солдатикам, что скоро вернусь, да и сигареты, сладкое надо передать… Но давай договоримся, что завтра опять увидимся, я подойду к тебе на рынок…

Александра Николаевна не без труда встала с кровати.

— Хорошо, завтра увидимся, — как бы почувствовав облегчение, ответила хозяйка, но, остановив Александру Николаевну, предупредила: — Ты подожди минуту, попрошу сына соседки проводить тебя. Не возражай!

Александра Николаевна осталась одна. Она слышала стуки в дверь, реплики на неизвестном ей языке, голоса женщин, детей. Она решила, что ей надо запомнить эту комнату, и, внимательно оглядывая предметы и обстановку, прятала все это в своей памяти.

Малика вернулась с юношей лет семнадцати, высоким, черноволосым.

— Это Алан, сын соседки, подруги моей. Он как-то говорит по-русски, проводит тебя.

— Спасибо, милая, спасибо. — Александра Николаевна сердечно обняла женщину. — До завтра!

Малика что-то строго сказала парню, и он, стесняясь, взял Александру Николаевну под руку. Они вышли из комнаты.

Малика осталась одна. Села на стул у окна. Задумалась.

* * *

Александра Николаевна и Алан шли по полю, через высокую сухую траву.

Александре Николаевне хотелось поговорить с молодым человеком, но она не знала, с чего начать. Будто прочитав ее мысли, парень сам пришел ей на помощь.

— А вы откуда будете? — как-то легко спросил он.

— Из Ставрополя, — быстро ответила она. — Был там?

— Нет, — просто ответил он.

— А хочешь поехать?

— Не… Я бы в Мекку съездил… Или вот в Петербург… Там красиво, говорят… Море…

Она улыбнулась:

— С Меккой ты сам разберешься, а вот в Петербург, в Эрмитаж можем сходить вместе. У меня там подруга всю жизнь работает, поедем в Петербург…

Алан ничем не выдавал своих чувств и шел молча, протаптывая тропинку.

— Ты о чем сейчас думаешь? — спросила Александра Николаевна, не теряя интереса к разговору с юношей.

Алан после паузы, явно совершая усилие, произнес резко:

— Я знаю, что это не зависит от вас, но прошу: отпустите нас. Мы устали, терпеть мы не можем вечно, мы устали…

— Кто это мы? Эх, мальчик, мальчик… Если бы все было так просто! И ваше терпение не бесконечно, и наше терпение не бесконечно. Знаешь, что однажды сказала одна старая японка — я где-то прочла, — когда ее спросили, чего надо просить у Бога? Она сказала: просите ум. Обязательно проси прибавить разума. Сила мужчины не в руках и не в оружии.

Алан молча смотрел в глаза русской женщины, и не было в его взгляде ни согласия, ни понимания. Он еле сдерживал себя.

Она коснулась его плеча, и они продолжили путь в сторону уже видневшейся военной части.

Алан медленно шел за ней.

— Свободу, свободу… — тихо размышляла она вслух. — Мне бы твою свободу…

Мальчишка зло в ответ:

— А ваша свобода где?

Рядом с часовыми у шлагбаума сидел солдатик, когда-то обещавший ее накормить. Он увидел Александру Николаевну, подбежал к ней.

Она не слышала, что ей укоризненно выговаривал солдатик, шла за ним и улыбалась. Ей казалось, что она счастлива и проживет долго.

В столовой ее ожидали солдаты — наряд по столовой. Быстро накрыли стол, уселись вокруг и молча смотрели, как она ест. Улыбались украдкой, она тоже. Украдкой.

Александра Николаевна закончила трапезу, сидела и молчала, погруженная в себя. Солдатики, чей наряд по столовой еще продолжался, расположились рядом с ней. Двое сбоку, уместившись на лавке, один сидел напротив и поглядывал на женщину, думая о своем.

— Я пойду, — громко сказала Александра Николаевна.

Тот, что смотрел на нее, как будто проснулся — вскочил с табурета и испуганно сказал:

— Я вас провожу…

— Да сиди ты! — властно ответила Александра Николаевна и вышла из столовой.

Она прошла уже известный ей путь в свою палатку по безлюдному военному городку.

Вошла в комнату. На кровати сидел внук. Было душно. Он сидел в полосатой майке и в галифе. Она подошла к нему и спросила:

— Что с твоей рукой?

— Подрался с солдатом, — коротко ответил он.

— Как так? — искренне удивилась она.

— Он струсил и боялся идти вперед вместе со всеми.

— Ты уверен, что ты был прав? — резко прервала она его.

— Это нужно было в первую очередь ему. Или он себя преодолеет, или скурвится. Тогда мы вышвырнем его. И мне наплевать, что с ним будет дальше.

— Но это беззаконие, за это сажают!

— Он получил как мужчина.

— Но как он может тебе ответить? — раздраженно спросила она.

— Так же, как и я ему…

— И что? — изумленно воскликнула Александра Николаевна.

— Силы оказались равные. Ничья…

— И часто ты устраиваешь такие «бои»?

— Без комментариев! — оборвал внук.

— Где ты был сегодня?

— Мы зачищали один район, здесь рядом…

— Убили кого-нибудь? — спросила она его.

Он промолчал.

— Вас здесь не любят, — прямо сказала Александра Николаевна.

— Это-то ладно. Нас не боятся, — с огорчением сказал Денис. — Зачем здесь армия, если ее не боятся?

Он устроился на кровати с ногами, скрестив их под собой, как азиат.

— Ты была в доме у кого-то из местных? — недовольно спросил он.

— Да, — спокойно ответила Александра Николаевна.

— Зачем? — Он был явно раздражен.

— Я не буду тебе отвечать на этот вопрос.

— Почему? — не отступался он, еще больше раздражаясь.

— Потому что тебе не стыдно со мной так говорить. Мы не ровня. Ты всего-навсего мужик, и тебе не все позволено. И никогда не будет все позволено. Понял? Ты меня понял? — Она смотрела исподлобья, низко опустив голову, готова была кричать на него, но не кричала.

— Ты меня больше пяти лет не видела! Вот увидела! И орешь на меня?! — почему-то выкрикнул он.