Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пылкое солнце на них никогда не взирает лучами:
Ни в колеснице когда взъезжает на звездное небо.
Ни тогда, как идет с Олимпа великого долу.[124]
[3] Среди них можно не без основания поместить того Ватию, римского гражданина, коего Сенека в своих «Посланиях» вывел несравненным примером празднолюбия: состарившийся в бездействии, он дал повод для пословицы: когда хотят сказать о безумце, подлинно ленивом и нерадивом, говорят: Здесь покоится Ватия.[125] [4] На таковых, кажется, намекает поэт Овидий в этом стихе:
Глупый что же есть сон, как не образ смерти холодной?[126] —
потому что, в самом деле, безумец этого рода так сонлив в своих действиях, что, можно сказать, почти мертв. [5] Поэтому мессер Данте, обозревая это жалкое племя, произнес следующие стихи по их поводу:
Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни — и мимо![127]
[6] Но если современные примеры способны сделать этих несчастных более известными свету, можно указать на примечательный пример Кауччо из Сан Люпидио,[128] который, отправившись в таверну в Синигалье, в то время как его сотоварищи весело отужинали и провели два часа за столом, потратил два часа с четвертью, завязывая шнурок на башмаке; и когда трактирщик, думая, что он поужинал с остальными, спросил, не укладываться ли ему спать, тот спросил у него шила, чтобы провертеть новую дырку, ибо ему кажется, что этот башмак еще не сидит на нем как следует.
[7] Не менее славен случай Маркетто из Пьомбино, который, идя в Рим с намерением найти хозяина и выучиться какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать на хлеб, наткнулся средь дороги на лежавший помехою камень и, начав его пинать перед собою, добрался до ближайших ворот Рима не прежде, чем все его сотоварищи, которые отправились в путь вместе с ним, уже на обратной дороге увидели, как он изнемогает над этим камнем, гоня его вперед: наконец у них на глазах он сунул камень себе в сумку, примолвив, что при подходе к римским стенам собирался вбить его туда, чтобы тот никогда больше не докучал чужеземцам, идущим в Рим.
[8] Эти жалкие и злополучные существа, лишенные смысла и разумения, нуждаясь в сиянии Аполлона, эмблему его как своего защитника выставили над своей палатой, оставаясь средь мглы и потемок в мрачном приюте своего безумия. [9] Посему в торжественной молитве прибегаем мы к помощи божественного Аполлона, говоря:
Молитва к божественному Аполлону
за безумцев ленивых и нерадивых
[1] О священный Аполлон, нареченный у греков Фебом,[129], ты, который своими золотыми кудрями утешаешь и веселишь оба полушария, всем отрадный, ни с кем не неучтивый, простри к этой слепой и нерадивой толпе помешанных свет божественных твоих лучей, дабы благодаря тебе они ощутили, как просвещается их разум, и, наслаждаясь твоим боготворящим сияньем, превозносили ту доблесть, что истребила надменных Киклопов, поразила преступных сынов Ниобы, умертвила проклятого змия Пифона, откуда и взялось имя Пифий, столь для тебя славное. [2] Помоги же, чтитель Амфрисского тока,[130] житель Парнаса, любитель Геликона, владетель Конского ключа, хозяин лавра, изобретатель лиры, наставник астрологии и князь врачевства, этим бедным нерадивцам, которые нуждаются в более глубоком врачевании, чтобы пролить им свет на недужный мозг, на обнищалый рассудок, на помраченный разум, на потерянную память; и как ты наречен Пронопием[131] за то, что избавил беотян от комаров, Лемием за то, что исцелил сицилийцев от чумы, Эретибием за то, что вылечил у родосцев головню,[132] так молю тебя, чтобы к этим благородным прозваньям, приличествующим твоему божеству, и к прочим — Фимбрей, Катаон, Киллей, Тенеат, Лариссей, Тилфоссий, Левкадий, Филлей, Либиссин, Сминфей, Патарей от Патары Ликийской, Кинфий от Кинфа Делосского, Киррей от Кирры, Кларий от Клароса в Колофоне, Ликий от Ликин, Гриней от рощи в Ионии, Мармарин от замка Мармарио — ты пожелал прибавить еще одно, Врач — от нерадивых, дабы во всем мире возносилось великолепными хвалами имя твое. [3] Если же ты милосердно позаботишься о них, как об упомянутых народах, узришь в Дельфийском храме пред твоим изображеньем посвященную пару очков великой зоркости,[133] как неложное знаменье, что ты позаботился и исцелил таких неразумных людей, как эти; и навеки пребудет твоею та честь, что слепые видят свет благодаря очкам Аполлона у них на носу. Так поспеши же с подмогой, ибо всякое мгновенье, что ты медлишь, нерадивые безумцы превращаются в вовсе несмысленных.
Рассуждение V
О помешанных винопийцах
[1] Очевидно и всем известно, что между разновидностями сумасшествия следует помещать и ту, которая, имея причиною винные курения и испарения, образует тот род помешанных, что зовется у нас обыкновенно помешанными винопийцами; свойство оных таково, что, затронутые и разгоряченные вином, они поднимают такой шум и гам, что сходствуют со Стеропом и Бронтом[134] в Вулкановой кузнице. [2] Поэтому философ Афиней в четырнадцатой книге своих «Гимнософистов» предлагает вопрос, по какой причине поэты изображают Диониса, или Либера, безумным, и в первой главе отвечает на этот вопрос так: Диониса, друг мой Тимократ, многие изображали безумным оттого, что люди, неумеренно напивающиеся вином, впадают в буйство.[135] [3] Этот предмет затрагивает и Овидий в таких стихах:
Свар опасайся, вином возбуждаемых бесперестанно,
И на жестокую брань слишком поспешной руки.[136]
[4] И Геродот на эту тему говорит, что, когда вино сходит в тело, от него происходят речи дурные и безумные.[137]
[5] Ксенофонт, давая добрый совет великому полководцу Агесилаю насчет воздержания от вина, сказал так: Избегай опьянения, как безумия,[138] не делая различия между пьяным и полоумным, затем что винные пары, поднимаясь в мозг, похищают у человека способность видеть, различать, судить и в
