дворцах персидского шаха в Тегеране и короля Камбоджи в Пномпене. Никогда ещё ни одна русская техническая новинка не пользовалась за рубежом таким бешеным успехом!

Сам Павел Яблочков, естественно, стал богатым и всемирно известным человеком, к тому же техническим директором Всеобщей компании электричества в Париже. Казалось бы, чего ему ещё желать? Но вот всего одна случайная встреча в Париже, приглашение вернуться в Россию и осветить её своими волшебными свечами – и Яблочков бросил всё, чтобы ехать домой. Он очень хотел, чтобы на его родине всем людям жилось хорошо. Или, можно сказать, жилось светло.

Однако возникло препятствие: чтобы внедрить изобретение в России, нужен был патент, а он принадлежал уже не Яблочкову, а Всеобщей компании электричества, на которую тот работал. Чтобы вернуть патент обратно автору изобретения, французы требовали миллион франков. Это почти все накопления нашего инженера. Но он без колебаний пожертвовал ими, выкупил патент… и из очень состоятельного превратился обратно в простого, небогатого человека.

А что же в России? В Москве каждый вечер по-прежнему зажигались три тысячи газовых фонарей. И все они тлели тускло, кроме одного единственного, поставленного напротив главной конторы газовой компании.

В Петербурге было примерно то же. Там и поселился Павел Яблочков, а в своей квартире каждый вечер он устраивал для желающих демонстрационные показы «русского света». Люди аплодировали, когда он включал лампочки. Зрителей было так много, что они все не умещались в квартире и толпились на улице.

В 1879 году первые фонари Яблочкова загорелись на Литейном мосту в Петербурге, а позже на площади у Александринского театра. Люди приходили заранее и занимали места, чтобы посмотреть на электрические свечи. На Большой Морской улице впервые применили лампочки Яблочкова в магазине дамского белья. Из Петербурга изобретение вскоре попало в Москву.

В 1881 году по всей России горело уже пятьсот электрических фонарей Яблочкова. Это был триумф? Нет, для гигантской страны пятьсот фонарей – это очень мало. А шансов на новые заказы не оставалось, потому в Америке инженер Томас Эдисон к тому времени изобрёл лампочку накаливания. Она горела дольше, чем свеча Павла Яблочкова, – сначала сорок часов, а потом и гораздо больше. И одержала победу в конкурентной борьбе.

В 1883 году в Москве состоялась коронация нового императора Александра III. В честь этого события Кремль был украшен лампочками, а колокольня Ивана Великого горела электрическими огнями вся – сверху донизу. На одной только колокольне повесили 3500 лампочек. Но это были изделия уже не Яблочкова, а Эдисона.

Павел Яблочков понял, что его звёздный час прошёл, но отнёсся к этому со спокойствием благородного человека и настоящего инженера. Он не опустил руки, а продолжил опыты над новыми электрическими батареями, генераторами тока, электрической проводкой. Во время одного из них он серьёзно пострадал – взорвалась батарея, и он обжёг лёгкие парами ядовитого газа хлора.

Здоровье его быстро ухудшалось. С женой и сыном он уехал из Петербурга в свою родную Саратовскую губернию. Он надеялся поселиться в старом доме, где когда-то жили его родители. Но выяснилось, что дома уже нет – он давно сгорел. Изобретателю пришлось поселиться в чужой квартире. Условий для научной работы почти не было. Павел Яблочков угасал.

Весной 1894 года, в ещё далеко не старом возрасте – всего сорока шести лет от роду – он скончался от сердечного приступа.

Мы не знаем и не можем знать, что этот замечательный инженер придумал бы ещё, если бы прожил чуть дольше. Но мы вполне можем сказать ему спасибо за тот мягкий и тёплый свет, который загорается по вечерам в наших домах.

Корабельный инженер-самоучка

Пётр Титов (1843–1894)

В 1891 году Санкт-Петербург посетил старик-француз, бывший много лет главным французским кораблестроителем, знаменитый инженер де Бюсси. Он приехал на постройку российского броненосца «Наварин». В то время Россия была крепко-накрепко связана союзными обязательствами с Францией, и даже корабельные заводы назывались «Франко-русскими».

Месье де Бюсси сразу заметил, что постройка ведется необычными способами, и стал вникать во все детали, расспрашивая русского главного инженера – Петра Акиндиновича Титова. Гость из Парижа даже забыл про завтрак, он с упоением лазил по всему кораблю в течение четырёх часов. Прощаясь, он взял Петра Титова за руку и сказал: «Я 48 лет строил суда французского флота, я бывал на верфях всего мира, но нигде я столь многому не научился, как на этой постройке».

Кто же такой был Пётр Титов? В каких академиях он приобрёл блестящие знания кораблестроителя? Вы удивитесь, но Пётр Титов не окончил не только академии, но даже обычной сельской школы. Больше того, до сорока восьми лет (а умер он в пятьдесят один год) он не имел никакого понятия ни об алгебре, ни о геометрии. Это был, как говорится, гениальный самоучка.

Отец Петра Акиндиновича – рязанский крестьянин, который, чтобы прокормить семью, переехал в столицу. Обычная для второй половины XIX века история. Отец служил машинистом на пароходах Петрозаводской линии и мечтал вырастить себе помощника. Когда сыну исполнилось двенадцать, он стал брать его на лето к себе подручным в машинное отделение, а на зиму – пока пароходы не ходили – посылал на работу на Кронштадтский пароходный завод. С шестнадцатилетнего возраста отец устроил сына рабочим в корабельную мастерскую Невского завода. Оттуда Пётр Акиндинович попал в заводскую чертёжную, а оттуда уже за острый ум, смекалку и твёрдость руки был назначен помощником корабельного мастера. Вскоре тот умер, и мастером был назначен молодой Пётр Титов. Под его руководством были построены фрегат «Генерал-адмирал», клиперы «Разбойник» и «Вестник».

В 1881 году Военно-инженерное ведомство решило построить сразу пятьдесят малых подводных лодок системы Джевецкого (о них дальше ещё пойдёт речь в этой книжке). Из соображений секретности чертежи для подводных лодок готовили разные люди в разных местах, причём в разном масштабе. Некоторые использовали дюймы, другие – футы, третьи – аршины, а собрать всё это разнообразие вместе доверили мастеру Петру Титову. Корпус лодки состоял из трёх выгнутых железных листов сложной формы. Мастер привёл все чертежи в единую систему мер (как чертёжник работал он с необыкновенной скоростью), сделал выкройки, наложил детали одну на другую и просверлил отверстия сквозь все сразу своим уникальным методом, сэкономив много времени и сил рабочих.

Фрегат «Генерал-адмирал»

Как писал хорошо знавший Петра Титова генерал Алексей Крылов, «верность его глаза была поразительная. Назначая, например, размеры отдельных частей