больше, чем пение птиц или треск огня в камине. Вчера они пришли из клуба так поздно, что Уна не только не заметила, как осталась под тяжелым одеялом одна, но и проспала долгожданный приезд брата.

Кое-как приведя себя в порядок, она поспешила вниз, но прямо у порога споткнулась обо что-то тяжелое. Девушка ударилась коленом и растянулась на полу на всеобщем обозрении. К знакомому смеху Морриса присоединилось еще чье-то сдавленное хихиканье. Потирая ушиб, она обнаружила сидящего подле брата Лесэна. По-видимому, до ее драматического появления риса пытался приладить бумажный парус к модельке роскошной двухпалубной лодки. Катушка ниток, перочинный ножик и стружка от карандаша, выполнявшего роль мачты, валялись рядом, вокруг подобранных рисой под себя ног. Смеясь, юноша прикрыл рот ладонью, и испачканные в грифеле пальцы оставили на щеке забавный след, похожий на кошачьи усы.

Моррис сорвался с места, разметав игрушечный строй по паркету. Уна еле успела поудобнее сесть, прежде чем брат повис у нее шее. Когда теплое приветствие перетекло в рассказ о походе за ковровое море, девушка наконец извлекла из-под складок юбки то, что стало причиной ее падения.

– О! А я потерял его! – выкрикнул мальчик, принимая из рук сестры игрушечный экипаж с заводным мотором, до последнего завитка копирующий городских извозчиков, и потянул Уну к эпицентру игровых действий.

Из книг, ваз, шкатулок и столовой утвари на полу гостиной вырос целый город. По его улицам расхаживали хорошо знакомые фигурки солдат, в прошлом году подаренные Моррису отцом. Однако встречались среди них и риса. Не столь аккуратно выточенные и раскрашенные, но все же приковывающие взгляд тонкостью деталей и живостью поз.

– Лесэн подарил мне их! – похвастался мальчик. – Сказал, что когда-то их было больше, но сохранились только эти.

Уна взяла ближайшую фигурку в руки и заметила, что согнутая в локте лапа и идущий дугой хвост опалены. Кое-где краска пошла пузырями, оставляя неприятные язвы.

– Прошу меня извинить… – услышала она за спиной голос Лесэна и по наступившей тишине догадалась, что тот вышел.

Девушка вернула Моррису фигурку, и тот принялся устраивать ее в лодку.

– За кого ты играешь? – осторожно спросила она.

– За отважных исследователей.

– А люди? Их враги? – уточнила Уна, вспоминая, какие сражения ее младший брат устраивал в детской. Поле брани бывало усеяно лежащими на боку солдатиками.

– Нет врагов! Они вместе строят корабль, который сможет уплыть далеко-далеко от города, потому что нуждается лишь в ветре. Мы преодолеем ковровое море и заберемся на белую гору. – Пальчик указал на крашеный секретер в другом конце гостиной. – Лесэн сказал, что в ее недрах можно отыскать настоящие сокровища.

– Замечательно! – покивала девушка и начала машинально собирать карандашную стружку с пола.

В зале снова возник Лесэн с небольшой шкатулкой в руках.

Уна подошла к нему и бросила любопытный взгляд на покрытую лаком коробочку в когтистых пальцах. Тот на мгновение приоткрыл ее. На зеленом бархате блестела золочеными фантиками горсть конфет. Риса весело подмигнул и захлопнул крышку. Радость от встречи с братом и общее настроение игры, висящее в зале, словно запах сладкого печенья, как-то сами собой заставили девушку просиять в ответ. А потом этот свет отразился в желтых глазах тени, приумножаясь. На пару мгновений они просто застыли друг напротив друга, будто два зеркала, в которые вдруг ударил солнечный свет. Потом Уна смутилась и перевела взгляд на пряжки своих туфель.

Под тихие шаги Лесэна, несущего шкатулку к секретеру, девушка вспоминала, как еще вчера они ехали в «Калиглу». Как ей хотелось вцепиться ногтями в это прекрасное лицо цвета грозового неба. Какими острыми и горькими были слова, которые они швыряли друг в друга.

– А это для вас, госпожа Онри!..

Уна вздрогнула, возвращаясь обратно. Растерянно заморгала, не сразу разобравшись, что именно протягивает ей когтистая лапа.

– …Сегодня же городской праздник, совсем забыли? И лучшее место, куда можно отправиться в этот день, – это парк Кристалл.

Это были приглашения для нее, Морриса и даже Руми. Восторженный вздох замер в груди Уны-Жанел.

Парк Кристалл представлял собой огромную стеклянную оранжерею, которая тянулась вдоль дворцового канала от здания Сената до Большого театра. Высокие потолочные своды напоминали огранку драгоценных камней, и оправа была соответствующей. Тонкие бронзовые рамы всегда были начищены до блеска. Пущенные по ним кованые кружева идеально обрамляли кусочки грозового неба, стучащего в гранатовое стекло. Внизу благоухал розарий, звенели фонтаны, из просторных беседок лилось пение скрипок.

Карлай, привыкший совмещать отдых с работой, попросил Лесэна присмотреть за их небольшой компанией, и его силуэт слился с силуэтами господ, что-то увлеченно обсуждающих в облаке табачного дыма.

…Стоило сделать буквально несколько шагов по центральной аллее, как Моррис учуял запах карамели. Потеряв покой, он решил лишить его и Руми. Уна-Жанел, глядя, как брат буквально подпрыгивает на месте, отпустила его с гувернанткой искать сладости. Они же с рисой продолжили брести среди неторопливого движения нарядных гостей.

На одной из развилок девушка услышала прекрасное птичье пение. Для жителей Цидад-де-Рома оно всегда было в диковинку, ведь птицы не поют в дождь… Скоро открылась небольшая поляна. В середине на золоченом дереве висело несколько изящных клеток. Их обитатели, красуясь длинными яркими перьями в хвостах, исполняли для гостей свою прекрасную симфонию. Уна прильнула к прутьям, рассматривая, как приподнимаются перышки на тонкой птичьей шейке, как вздрагивают крылышки, как отражают свет полупрозрачные крохотные коготки. И тут камнем в спокойную воду в ее восторг влетел знакомый голос:

– Сегодня ваша очередь выгуливать зверюшку Карлая, госпожа Онри?

Девушка обернулась. Стоящие на поляне мужчины сами напоминали стаю собак. По-бульдожьи оплывший складками губернатор. Над ним возвышается медлительный… пожалуй, сенбернар, страдающий одышкой даже после небольшой прогулки, разве что язык не свисает изо рта. Щурится подслеповатыми маленькими глазками, подобно бультерьеру, альбинос. Вертит головой господин трусливая такса, глядя то на одного своего спутника, то на другого…

– Это вы так его раба назвали? То-онко… то-онко… – заметил белобрысый, и вся стая разразилась сиплым смехоподобным лаем.

Уна почувствовала, как нарастает в ней гнев. Такой, что, казалось, даже фонари на поляне на всякий случай втягивают свои огненные головы в плечи. Дождавшись тишины, она швырнула прямо в песьи морды:

– И вам добрый вечер, господа! Если здесь кто-то и ведет себя, как животное, то это вы! Ни приветствий, ни представлений. Только грубость за спиной вашего же компаньона. Грубость и невежество!

– Ах, простите, госпожа Онри. Для меня вы все еще маленькая дочурка отличного хирурга. Я много наслышан о нем. Кажется, он пару раз ставил на ноги моих слуг, –