Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы он не старался ехать медленнее, Марина в итоге сказала:
— Вот мы и приехали, в этом доме я снимаю квартиру.
Роман с лицом каторжника открыл ее дверь и вручил пакетик с пирогом. Марина сверкнула на него глазами и с явным недовольством сказала:
— А ты чего стоишь? Пошли, посмотришь, где я живу. И пирог мы не доели.
И не было для Романа слов более желанных, чем эти. И сразу засияло его лицо и отлег от души тяжелый булыжник, который давил на внутренности всю дорогу.
— Заходи, чувствуй себя как дома, — сказала Марина, снимая туфельки в тесном светлом коридорчике. — Правда, я сама не чувствую себя здесь как дома. Еще не успела разложить все вещи, тут совсем не уютно, но ничего.
Роман прошел за ней по коридорчику и оказался в гостиной смежной с кухней. Пространство было куда больше, чем в ее прошлой съемной квартире. Эта хотя бы была отремонтирована, пусть мебели почти не было. Светло серые стены, на полу ламинат, два диванчика цвета сушенной лаванды, маленькие столики из светлого дерева на металлических ножках, такой же обеденный стол. Картину спасали легкие белоснежные занавески и необычайное количество света, которое струилось из двух оконных рам. Пусть жилище Марины было скромным и необжитым, но в нем не было странного чувства пустоты, которое бывает в новых квартирах, где не успели еще пожить, принести свои радости и горести. Марина добавила в атмосферу себя, и здесь уже априори не могло быть плохо.
— Тебе не нравится? — спросила Марина.
— Почему же? Весьма симпатичное местечко. Я уверен, ты добавишь пару мелочей, и здесь станет совсем уютно.
— Да, здесь много чего можно сделать.
— Ты собираешься надолго остаться здесь? — Роман ожидал ответа с жутким страхом.
— Пока не знаю. Я никогда не знаю, сколько буду находиться в каком-либо месте. И не всегда это зависит от меня, иногда банально заканчиваются деньги.
Роман подал ей пирог, который Марина сразу спрятала в жужжащий холодильник.
— В общем, тебе понравилось в Америке? — ушел от прошлой темы Роман.
— Даже очень, я увидела много интересных мест, смогла общаться с людьми на другом языке, а это было для меня ново. Я не жалею, что поехала туда. А ты чем еще занимался тут, кроме работы?
— На самом деле ничем. Мне даже рассказать нечего. За эти два месяца в моей жизни ничего не изменилось.
— Ладно, я сейчас переоденусь и покажу тебе фотографии, которые я сделала там, в Америке, если тебе, конечно, интересно.
— Очень интересно, — ответил Роман.
Ему, правда, было интересно абсолютно все, что было связано с ней и оставалось только надеяться, что фотографий у нее миллион, и он останется с Мариной на весь вечер. Никуда ему уже больше не хотелось.
Роман присел на жесткий диван и еще раз осмотрелся. Квартира небольшая, но с ремонтом, видимо, обходится Марине не особо дешево. Скоро денег, которые она заработала в Америке, может не хватить. Роман хотел придумать что угодно, чтобы Марина осталась здесь максимально долго, вот только у него денег она бы не взяла. Пока он размышлял об этом, она вернулась в простых голубых джинсах и свободной потухше-красной рубашке в белую и синюю тонкую полоску.
Она достала свой ноутбук и включила папку с фото. Это были и городские пейзажи, и просто прохожие люди, случайно попавшие в ее объектив, и частицы природы, и даже она сама в разных зеркалах Америки. Марина увлекательно рассказывала о некоторых снимках, и Роман улыбался ей, потому что видел, как это захватывало ее. Ему не так нравилось смотреть на ее снимки, как смотреть на Марину, полностью растворившуюся в них и пытающуюся затащить и его туда же.
— Давай пить чай, я там купила такой чудесный чай, пойдем.
Через пару минут они уже сидели за столиком перед лимонным пирогом и черными чашками-толстушками, из которых струился седой дымок. И все было, как раньше, когда Роман приезжал к ней, и они говорили или просто молчали, а потом становилось так хорошо на душе, словно все проблемы оставались там, позади, вместе с уходящей ночью. Марина рассказывала историю, как чуть не потеряла чемодан в аэропорту, и сама же смеялась. Роман понимал, что упускал важные детали ее рассказа, поэтому иногда кивал невпопад, но ничего не мог с собой поделать. Он уже и не хотел понимать, что происходило с ним, почему дыхание перехватывало, и он не мог перестать смотреть на нее.
Марина запихнула кусок пирога в рот и сделала маленький глоток барбарисового чая. Роман улыбнулся.
— У тебя крем на губах, — сказал он.
— Вытри, — ответила Марина и наклонила голову к нему.
Ни одна женщина, которых знал Роман, не сделала бы так. В такие моменты они или начинают суетливо чистить свои губы, чтобы не казаться посмешищем, либо же превращают это в такой интимный жест, что становится тошно и спрашивают у тебя, в каком же именно месте. Марина же сказала это так просто, так естественно.
Роман поддался немного вперед и его большой палец дотронулся ее теплой нижней губы. Остальные пальцы попали на кожу горячей шеи и все. Что-то неконтролируемое лишало Романа способности управлять телом и мыслями. Он был так близко к ней, он дышал ей, чувствовал ее вдохи своим несчастным пальцем. Его ладонь ушла дальше по ее шее, пальцы утонули в густых волосах. Роман не смог больше сопротивляться своему желанию и прикоснулся к ее губам своими. Никогда его еще так не трясло просто от поцелуя. Он целовал много женщин и совсем иначе не так осторожно и нежно, но никогда по спине не разливалось нескончаемой волной тепло, никогда его губы не горели, охваченные пламенем других губ.
Страх разлома незыблемости не давал ему покоя, пока он не взглянул на Марину. Она не выглядела смущенной или недовольной, в ней была лишь прежняя уверенность и что-то еще. Что-то крайне важное, вот только Роман не мог понять, что именно.
— Ты хочешь меня? — неожиданно спросила Марина.
— Я ни одну женщину не хотел так сильно, как тебя сейчас, — возможно, Роман ответил на этот вопрос неправильно, зато честно.
Уверенности в карих глазах напротив уменьшалось,