Перейдя пути и оказавшись по другую сторону вагона, Рожественский увидел в открытой двери тамбура курившего великого князя Михаила собственной персоной. Это было настолько неожиданно, что он в первый момент совершенно растерялся и не смог вымолвить ни слова. Но Михаил сам быстро спустился к нему и просто подал для пожатия руку, предложив выпить с ним чаю. Но видя явное замешательство на лице наместника, тут же переспросил: «Может, покрепче чего? А то, я вижу, вы устали? Видно спали плохо?»

Далее, в течение двух с половиной часов брат императора и наместник императора обсуждали сложившееся положение дел, как в стране, так и непосредственно на театре боевых действий. При этом у Михаила оказались под рукой все рапорты, которые Рожественский отправлял в столицу, выкладки его штаба, штаба флота и штаба Линевича, а также масса других докладов, донесений и отчетов.

С самого начала великий князь пояснил, что поездом, который сейчас подошел к перрону, действительно прибыла Особая комиссия Канцелярии его величества и Главного военно-судебного управления. Но у нее свои задачи, и это никак не влияет на верховные полномочия Рожественского. А его приезд вообще должен пока оставаться тайной, и задерживаться в Харбине он не намерен. Уже завтра литерным поездом планируется выехать во Владивосток вместе с Зиновием Петровичем и некоторыми местными высшими офицерами. Все ключевые решения, обязательные к исполнению здесь, будут приняты уже сегодня.

Следом, с отставанием недели на две, если не больше, идет еще один поезд – с представителями МИДа и прочими лицами. В их обязанности входит организация официальных переговоров о мире уже на высшем уровне и прочих, связанных с этим, протокольных мероприятий.

Тем временем во Владивостоке, как только наместник отбыл в Харбин, командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Бирилев предпринял инспекционную поездку по всем кораблям вверенного ему флота с целью выяснения его фактической боеспособности и выработки срочных мер по ее повышению.

Состояние этих самых кораблей, всех без исключения, оказалось просто критическим. Особенно это касалось пришедших с Рожественским «сокрушителей Сасебо». По механической части требовался серьезный ремонт котлов и машин. Электрическое оборудование также очень сильно изношено. По корпусам и вспомогательным системам набирался длинный список обязательных работ, без которых даже просто выход в море становился крайне рискованным, не говоря о продолжении боевых действий. Но самым проблемным моментом было не это.

Грозные с виду броненосцы оказались практически безоружными, в прямом смысле слова. По артиллерийской части их состояние ужасало. Как стало известно из результатов осмотра специалистами артиллерийского комитета штаба, на всех кораблях линии, вооруженных современной артиллерией, пушки главного калибра расстреляны до критических пределов.

В ходе бомбардировки батарей и последовавшего за этим боя в порту Сасебо на «Адмирале Ушакове» разошлись скрепляющие кольца на двух десятидюймовках, сделав орудия, и без того потерявшие прежнюю точность из-за износа канала ствола, совершенно непригодными. При этом они оба вышли из строя при стрельбе на близких дистанциях ослабленными зарядами. Следовало ожидать, что примерно в таком же плачевном состоянии находятся подобные стволы так называемой облегченной модели и на «Сенявине».

Третий броненосец береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» оказался в несколько лучшей «форме». Он все еще мог считаться ограниченно боеспособным, благодаря тому, что у него набиралось заметно меньшее общее число выстрелов на каждый ствол, а сами пушки «улучшенного чертежа». Более тяжелые и прочные. К тому же на нем башенная артиллерия имела угол возвышения в 35 градусов. Так что, несмотря на уже появившийся износ, добросить свои снаряды до противника в случае боя у него шансы оставались, хотя и с далеко не прежней точностью.

На полноценных броненосцах ситуация была не лучше. Дольше всех ждавшего своей очереди на ремонт подводных повреждений «Сисоя» наконец ввели в только что пущенный новый док. Работы на нем продвигались довольно быстро, так как нуждавшиеся в замене листы обшивки и элементы набора корпуса были изготовлены заранее. Поскольку рулевая машина не пострадала, ремонт не должен был затянуться.

Его башни разобрали для демонтажа артиллерии. Хотя он после Цусимы в боях не участвовал, все четыре его двенадцатидюймовки расстреляли до упора на учебных стрельбах. Так что орудия, у которых появились признаки прогара, планировалось заменить пушками с «Князя Суворова», уже снятыми и подготовленными. Попутно отремонтировали станки и гидравлику, выполнив некоторые переделки для оптимизации и ускорения процесса заряжения.

Но итогом этой комбинации становилось то, что один ствол главного калибра все равно оказывался «ущербным», поскольку суворовское четвертое двенадцатидюймовое орудие вообще не подлежало ремонту. Недостающий в «ремкомплекте» ствол предстояло выбрать из восьми изношенных (кроме «Сисоя Великого» пришел в негодность по той же причине еще и главный калибр «Александра III»), отобрав наиболее сохранившийся из всех.

Тот факт, что не участвовавшие в сражениях корабли лишились главного калибра, казался возмутительным. Со стороны, не зная подоплеки, это можно было принять за явное вредительство и саботаж. Но Бирилев был одним из тех, кто на свой страх и риск давал санкцию на столь затратные мероприятия, да еще и во время войны. Ожидаемый от этого выигрыш должен был с лихвой перекрыть расходы.

Такое «расточительство» позволило составить точные таблицы стрельбы, очень сильно отличавшиеся от тех, что были у артиллеристов до этого. Что, в свою очередь, давало возможность сейчас экономить снаряды, а самое главное – время в бою, сокращая число залпов пристрелки. Теперь цель не нужно было «нащупывать». Имея точные таблицы, можно было уверенно стрелять по данным приборов.

В ходе стрельб «Александра» и «Сисоя», кроме вышеперечисленного и тренировки их команд, благодаря применявшейся системе ротации, прошли усиленный курс обучения и расчеты башен 305-миллиметровых орудий с «Суворова», оказавшиеся «безработными», которых теперь предполагалось перевести на «Орел» и «Бородино».

Хотя оба эти броненосца и так уже успели получить богатую артиллерийскую практику, тем не менее в поражении движущихся целей на больших дистанциях опыта почти не имели. Так что такое усиление их артиллерийских кадров позволяло достичь максимальной универсальности в кратчайшие сроки.

Вдобавок удалось разработать ряд мер по совмещению операций в подбашенных отделениях «Сисоя», что после уже реализованных небольших переделок в системах подачи и самих башнях по типу «Бородинцев» давало надежду на заметное повышение скорострельности главного калибра.

Приятным моментом для комфлота оказалось и то, что последний из поврежденных при прорыве через Цусимский пролив эскадренных броненосцев, «Александр III», заканчивал ремонт. На нем, еще до артиллерийских опытов, восстановили герметичность подводной части. Правда, полностью починить корпус в носу из-за спешки не удалось. Вдавленные взрывом торпеды шпангоуты нужно было переделывать.