— Понял, — слегка кивнул Клещ.

— В общем так, — Захар сунул руку в карман и протянул Клещу конверт с документами. — Владей! Здесь два паспорта, заграничный и отечественный. Железнодорожные билеты.

Клещ осторожно, безо всякой спешки, даже с каким-то напускным равнодушием, вытянул конверт, мгновенно входя в образ. И с некоторой небрежностью сунул его в карман.

— Значит, Петр Сидорович не соврал, — удовлетворенно протянул он. — А я-то грешным делом думал, что меня того… закопают где-нибудь на заброшенном кладбище.

— Видишь, обошлось.

— Он кто в вашей конторе, полковник, наверное? — Улыбка Клеща стала слегка кривоватой, выдавая скрытую нервозность.

— Вот что я тебе скажу, только слушай меня внимательно, если, конечно, не хочешь, чтобы тебя закопали где-нибудь на пустыре в ближайшие двадцать четыре часа… В берлогу не ходи. Сейчас берешь мотор — и мотаешь куда глаза глядят. И чем дальше от Москвы, тем лучше. Свой паспорт можешь использовать дня два, потом от него избавишься. Только не думай жадничать и продавать. Это будет та самая ниточка, которая рано или поздно приведет к тебе. Лучше сожги его, так надежнее.

Взгляд у Клеща как-то вмиг почерствел, а глаза, еще минуту назад брызгавшие задорной искрой, померкли.

— Ты это серьезно, начальник. Или это просто ваши конторские шуточки?

— Да какой я тебе начальник? — в сердцах огрызнулся Захар.

— Ладно, ладно, пошутил, — примирительно сказал Клещ.

— Если сомневаешься, так можешь зайти и посмотреть, — несколько нервно ответил Маркелов. И руки, невольно выдавая его раздражение, взметнулись вверх.

Захар поймал себя на том, что смотрел на лоб Клеща, на котором в сотую долю секунды обозначилась масса эмоций. Мышцы лба вдруг собрались в мелкие складки, отчего Клещ как-то сразу постарел лет на десять, а брови слегка приподнялись, придав его лицу удивленное выражение.

— Ты хочешь сказать, что это был всего лишь спектакль? Кому это нужно?

— Не дергайся, за нами наблюдают…

— Ну, ты даешь!

— Пока я ничего не могу тебе сказать. Но возможно, что ты уже отыграл свою роль. Ведь ты же научил меня вскрывать сейфы? Так? А лишние свидетели им ни к чему.

— Ах, вот оно что, — все более мрачнел Клещ. — Значит, глотнул воли — и в деревянный макинтош! Только я тебя, Захар, не понимаю, а тебе-то какой навар, если я лыжи надену? — недоверчиво протянул Клещ. — Вложи меня по самое горло! Что тебе до какого-то зэка?

— Это не в моих правилах.

Клещ удовлетворенно кивнул:

— Где-то я тебя понимаю. Боишься, что обломы всю душу вымотают… Вроде бы одну пайку ели. Вот что я тебе скажу, все-таки ты контора, а не мент, а это совсем другой коленкор… Если тебе потребуется Клещ для серьезного разговора, так ищи меня в кафе «Бабьи слезы». Знаешь такое?

— Знаю.

— Подойдешь там к биксе за стойкой, скажешь, с чем пришел, и я откроюсь.

— Хорошо.

— И еще вот что, — Клещ вытащил из кармана любительский снимок. — Знаешь, кто это?

— Нет, — честно сказал Маркелов, взглянув на лицо молодого мужчины.

— Это Герка Маклай. Мой побратим. Глянь сюда, еще не заросло, — он отвернул рукав рубахи, на котором отчетливо обозначился глубокий багровый шрам. — А теперь он мой враг номер один. Считает, что я клятву предал. Хотя ты знаешь, что это не так… Запомни его хорошо. Как только увидишь, сразу ноги в руки, он тебя не отпустит, пока писалкой не разрисует. А лучше уделай его! Так оно спокойнее.

— Постараюсь запомнить, — серьезно кивнул Захар.

— Вот что, начальник, а ведь Петр Сидорович сказал, что на хате меня лавэ будут ждать. Дорога мне туда заказана, а у меня сейчас полная лайда. В таком случае ты мне малость капусточки не отстегнешь, а опосля как-нибудь я тебе верну. Не люблю в должниках ходить.

— В конверте есть деньги, — спокойно сообщил Захар. — На первое время тебе хватит, а дальше сам разживешься.

— Спасибо, Захар.

— Куда ты сейчас?

— Жрать хочу! Поем где-нибудь голубцов. Ты даже не представляешь, как я о них на киче мечтал.

Маркелов улыбнулся:

— Тогда приятного аппетита. Думаю, что мы еще встретимся, — он протянул Клещу руку.

— Ну будь!

Только теперь Маркелов догадался, откуда у зэка такое погоняло. Рука у медвежатника была необыкновенно широкая, с длинными крючковатыми пальцами. Полное ощущение, что оказался в крепких клещах.

Кирилл, небрежно вскинув руку, притормозил проезжающую попутку.

Клещ уверенно устроился на переднем сиденье и захлопнул за собой дверь.

Маркелов украдкой посмотрел в сторону газетного киоска. Неприметного дядьки не было. Выкурив сигарету, он направился в сторону метро.

Теперь он был Клещ, в миру Скуратов Кирилл Петрович. В действительности в недавнем прошлом вор с уважаемой уголовной специальностью, а ныне «прошляк», приговоренный ворами на последнем «качалове» к смерти. Где-то по его душу ходит «колун» — прежний его корешок, чтобы принести на блюде голову бывшего вора в законе на очередное толковище. Подобная акция добавляет авторитета, и, надо думать, дружок будет стараться.

Маркелов невольно поежился — разыгравшееся воображение стылой волной прошлось по венам, застудив кровь до абсолютного нуля. Долгие разговоры с Клещом принесли свои плоды, теперь он знал поименно всех его приятелей, в мельчайших подробностях был осведомлен об их характере и привычках. А фотографии, коими его снабжал Петр Сидорович, облекли услышанное во вполне осязаемую форму. Он был уверен, что, если придется столкнуться в толпе с одним из корешей медвежатника, он непременно узнает его. За свое лицо он тоже не опасался (не подведет!): месяц назад в клинике пластической хирургии ему слегка приподняли кончик носа, который значительно усилил их с Клещом внешнее сходство. Так что даже при ближайшем рассмотрении их можно было принять за однояйцевых близнецов.

К этому времени по криминальным кругам Москвы был пущен слушок о том, что Клещ прошелся фуксом, оставив стены кичи, и теперь гордым гоголем шарахается по Москве в поисках удачи. Молва, как липкая паутина, расползалась от одного питейного заведения к другому, где Клеща наверняка ожидала не самая радушная встреча. При надобности блатные умеют искать, а потому под контроль будут взяты даже «промокашки», с которыми Клещ любил весело проводить время. По уверениям Клеща, в Москве осталось только четыре точки, где его по-настоящему ожидает хлебосольный прием и о которых было осведомлено только его ближайшее окружение. Он наведывался в эти места всегда, когда был на мели и когда следовало переждать бурю. А кроме того, в таких местах всегда можно был отыскать заказчиков на новую работу, так что без дела он не оставался.