Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плита варила борщ неправильно. На самом деле Лампа даже не знала, что такое борщ, но для руководства это совершенно неважно. Разве начальник должен вникать во все детали производства? Холодильник замораживал продукты неверно. Их сначала нужно нагреть, и только потом охладить. Или наоборот. Неважно, как работник делает работу — в глазах начальства он всегда делает ее не так. Кофеварка слишком спешила, а микроволновка — тормозила. Если не можешь упрекнуть подчиненного в качестве его работы, упрекни в нарушении сроков. Кухонный комбайн вообще непонятно, что делал на столе. Лампа не знала его предназначение, но тем хуже для него! Руководитель и не должен знать всех подчиненных — он начальник, а они кто? Безымянные исполнители.
Когда же никто не работал, Лампа рассказывала о важной роли кухонного светила и ее положении на самом верху. Сколько для этого требуется энергии! А сколько звуков? И как только кухня работала раньше, когда ее никто не освещал?!
Кухонные приборы слушали Лампу молча. Они были добротные, надежные и могли делать свою работу под любым руководством. Главное, чтобы никто в эту работу реально не вмешивался.
Однажды у плиты перегорела конфорка, и хозяин аккуратно заменил на новую. Лампа не переставала трещать, что с такой травмой плита не выживет и что следует купить стеклокерамическую (Лампа видела такую в магазине). Замечательная плита, никаких конфорок, греет и светит изнутри, совсем как лампочка. На этот раз трещала она особенно громко. Даже мигать начала от нечеловеческого напряжения. Потом ярко вспыхнула и перегорела.
Хозяин не стал выбрасывать стеклянную трубку, а сделал из нее украшение для аквариума. Теперь она лежит под водой и пытается учить рыб, как правильно плавать. Как вы думаете, ее кто-нибудь слушает?
Жил-был в большом городе старый чугунный люк теплотрассы. Никто его не замечал, никому он не был интересен. Люди шли мимо, погруженные в свои дела. А бывало, наступали на край и тогда он откликался металлическим звоном. Обругают впопыхах, что стоит не на месте и дальше идут. Люк был очень одинок.
Однажды в июне ветер принёс откуда-то парашютик одуванчика. Он опустился прямо в щель между асфальтом и краем люка. Семя щекотало пушистым шепотом бок чугунному люку, рассказывая о том, что оно успело повидать. Люк был счастлив — наконец-то он хоть кому-то стал нужен. Но вскоре дождь намочил пух, и шепот прекратился. Люк снова был одинок… Его сильно перекосило; люди наступали на край и чертыхались.
Наступила весна. И вдруг из-под края панциря пробился росток одуванчика. Люк был удивлен и восхищен, он вспомнил своего пушистого приятеля и понял, что тот всю осень и зиму был рядом. Он радостно делился с ростком теплом. Когда же посреди зеленой розетки листьев показалась желтая макушка цветка, случилось удивительное: люди перестали наступать на чугунный панцирь. Они старались обойти, не задеть хрупкое чудо природы. Многие останавливались, удивлялись этому соседству, и фотографировали.
Кто-то заметил, что люк — очень старый, возможно первый в городе. Историческую ценность обнесли оградкой и теперь на него никто не наступал. И люди, которые раньше были погружены в свои заботы, стали замечать не только то, что у них под ногами, но и смотреть вокруг и чаще улыбаться. Даже осанка у них стала лучше.
Эту историю рассказал парашютик того самого одуванчика: он недавно прилетел к нам в окно.
Висели в шкафу на плечиках барышни-сорочки. С длинными и с короткими рукавами. Разных цветов, разных фасонов, из разной ткани. Старые и новые. Модные и не очень. Но все как одна, грезили о красивом деловом пиджаке. Каждая хотела составить ему пару на выходе в ресторан или на светское мероприятие. А может даже провести всю жизнь рядом.
И вот в шкафу появился модный дорогой Пиджак, сделанный из натуральной шерсти известным мастером точно по фигуре хозяина. На окружающие сорочки новый герой не обращал внимания. Он птица высокого полета, шерстяной, а тут какие-то легкомысленные лен, хлопок, да ситец. Любовался собой в зеркало на дверце шкафа и постоянно спрашивал: «Хорошо ли я выгляжу?» А сорочки в один голос вторили ему: «Великолепно!». И на этом дело заканчивалось.
Однажды в шкаф залетала Моль. Сорочки испугались, и как могли, попрятались по углам. Хотели предупредить Пиджака об опасности, но разве он слушал кого-то, кроме себя?
— Здравствуйте мадам, — говорит Пиджак гостье. — Вот это полет! Вы, наверное, иностранка? Раньше я вас в наших краях не встречал.
Моль молчит, только знай себе машет бледными крылышками.
— Вы, наверное, знаете толк в моде? — продолжает Пиджак. — И как я вам? Нравлюсь?
— Еще как разбираюсь, — наконец ответила Моль. — Вы мне очень нравитесь.
— Может, тогда познакомимся поближе?
— Непременно! — согласилась насекомое и село на Пиджак.
Пиджак от удовольствия не замечал ничего вокруг, и Моль проела в нём огромную дыру на самом видном месте. После чего, довольная и сытая, улетела.
И вот наш франт больше не бахвалился красотой, а валялся с заплаткой внизу шкафа. Выкинуть жалко, а выйти с ним в свет — неприлично. А сверху о моде болтали сорочки — они ходили на званые мероприятия. В компании другого Пиджака.
Когда Спичка впервые увидела свет, он показался ей восхитительным. Конечно, если ты с рождения живешь в тесном мирке, не видя ничего, кроме стенок и подружек, что угодно покажется ярким и привлекательным.
Сразу же к ней приблизился Коробок. Он выглядел потертым, но сочная картинка пляжа на этикетке по-прежнему обещала многое.
— Уважаемая Спичка, — сказал он, — не будем ходить вокруг да около. Я предлагаю вам руку и… бок.
Пальцы держали Спичку за талию, а вокруг простирался мир новых возможностей. В таком положении поверишь чему угодно.
— Но вы же меня совсем не знаете! — ответила она смущенно.
— Почему же, вы тут все на одно лицо… То есть я хотел сказать, что вы единственная и неповторимая. Я пленен вашей красотой и если вы мне откажете, умру от тоски…
И все в этом же духе. И Спичка, хоть и имела приличную головку, не устояла перед чарами завзятого ловеласа. Коробок плотно прижался к ней боком, погладил по головке и… Спичка вспыхнула. Это было всепожирающее пламя страсти, пламя любви в жажде рождения новой жизни.
Но после того как Коробок зажег Спичку, он тут же охладел к ней. Он совсем исчез из поля зрения. А Спичка горела и горела, пока с горя не обуглилась.
Но мы ведь знаем, что спички просто так не зажигают. Ее огонь подхватили дрова, и вот уже тепло от разожженной печки распространилось по всей избе. Проснулся хозяин, потом ребятишки. Началось доброе деревенское утро. Так что огонь нашей героини не пропал втуне.
А Коробок к этому моменту истерся и его выбросили.