Все равно, что целую жизнь. Она не посмеет увидеть его еще раз. Она мрачно призналась себе, что это не ему она не доверяет. Скорее, она не может доверять себе. Все ее существо кричало, требуя позволить ему прикоснуться к ней, обнять ее.

Остановись! Он хочет гораздо большего, чем просто обнять ее. Он хочет именно того, чего хочет Годфри. И ничего другого.

Нет! Она не согласится, она не может. Она не должна. Все не настолько плохо, чтобы продаваться в блуд. Кроме того, возможно, он не хотел делать ее своей любовницей. Возможно, она совершенно не поняла его, а он просто хотел переспать с ней, пока находится здесь. Это гораздо более вероятно. Даже если он хотел большего… Она шарахнулась от этой мысли, потрясенная собственной слабостью.

Тихий голосок поинтересовался: долго ли она сможет удерживать Годфри на расстоянии? Может быть, лучше…

Нет! Если бы только она могла придумать, как уйти, достигнув совершеннолетия! Осталось чуть более года. Она закрыла глаза в отчаянии перед горькой действительностью. У нее нет ничего — ни денег, ни знакомств. Она не будет в большей безопасности, если уйдет.

Легкий стук в дверь заставил ее подскочить. Кого тут волнует вежливость, чтобы стучать? Конечно, не Годфри…

— Селина? Вы не спите? — Глубокий голос вонзился в нее, точно копье. Что ему могло здесь понадобиться?

— Н-нет…

— Могу я войти?

— Как я могу остановить вас?

— Сказав «нет», — послышался тихий ответ.

Встревоженная, она поняла, что произнесла последние слова вслух. И что она останется в безопасности, даже если позволит ему войти.

— Входите. — Она почувствовала, что это простое слово поставило ее на край пропасти.

Поплотнее подоткнув одеяло, она опасливо следила, как открывается дверь и входит Макс. Лампа, которую он нес с собой, распространяла мягкий мерцающий свет, и она увидела его лицо в тени таким, каким оно помнилось ей эти пять долгих лет. В этом свете она могла почти забыть, что его имя Блейкхерст. Она почти могла притвориться, что это был один из ее снов, в котором произошло чудо и Макс приехал ее забрать. Почти.

— Можно мне сесть?

— Если найдете на что, — сказала она умышленно неприветливо.

К ее совершенному ужасу, он устроился на выступе дорожного бюро. Он, казалось, держался напряженно. Может, оттого, что ему было неудобно сидеть? Потом она увидела, как вспыхнули его глаза в свете лампы, и ей показалось, что он что-то сдерживает в себе, что-то, от чего идет опасный жар.

— Я пришел, чтобы убедиться, что вы поняли, какое предложение я сделал вам сегодня утром. Мне нужно больше, чем случайная связь. Я хочу сделать вас своей любовницей, Селина. Если вы по-прежнему отказываетесь, так тому и быть, но мне казалось, что мою защиту вы могли бы найти более приемлемой, чем преследование Фарингдона.

Нежен с женщинами…

— Почему?

Ей показалось, что он моргнул.

— Почему? Потому что я вас прошу, Селина. Не заставляю вас. Если вы станете моей любовницей, это произойдет лишь с вашего согласия.

— Нет. Я имела в виду, почему вы хотите взять в любовницы именно меня?

— Разве это не очевидно, Селина?

— Нет.

— Потому что я желаю тебя, разумеется. — Внезапная хрипотца в его голосе потрясла ее. — Потому что я хочу сжать тебя в своих объятиях и расцеловать тебя и каждую из твоих чертовых веснушек. Потому что я хочу видеть, как твои глаза темнеют от желания, когда я занимаюсь с тобой любовью.

Словно не в силах совладать с собой, он потянулся к ней, и она отшатнулась к стене. И мгновенно его руки упали. Она услышала его хриплое дыхание, увидела, как внезапно сжался в тонкую линию его рот.

— П-простите… — прошептала Верити. — Я не хотела вас рассердить. Вы поразили меня.

Тишина мрачно повисла между ними.

— Я не сержусь, — сказал он наконец. — Ну да, сержусь, конечно, но на себя — за то, что напугал вас. Это чистая правда, Селина: я хочу вас. Я захотел вас в ту же минуту, когда впервые увидел. Или, что точнее, в ту же минуту, когда почувствовал вас в своих объятиях. Подумайте об этом, — добавил он. — Даже если вас не уволят, есть еще Фарингдон. Он может оставить вас в покое, пока я здесь, но, как вы думаете, что произойдет, как только я уеду? По крайней мере, если вы будете со мной, с вами станут хорошо обращаться, у вас будут наряды, драгоценности и деньги. Дом, чтобы жить. А после того, как мы расстанемся, у вас будет немалая денежная сумма в полном вашем распоряжении.

Любая часть того, что он предлагал, была гораздо больше, чем она имела сейчас. Это было бы заманчиво… если бы она хоть что-то из этого хотела. А влекло ее то, о чем он не упомянул, — хотя бы на краткий срок у нее появится тот, кто будет о ней заботиться хоть немного. Тот, кто будет обращаться с ней нежно. Кто-то, о ком и она может заботиться. «После того как мы расстанемся…» Неизбежно последует расставание. Даже сейчас ее сердце болело в ожидании этой боли. Так что хуже: иметь радость и потерять ее или никогда не иметь ее вовсе?

Но соглашаться было слишком опасно. Если Макс когда-нибудь узнает, кто она такая… Верити не думала, что сможет пережить отвращение и ужас в его глазах. Для работницы Селины принять его предложение было вполне нормально. Для мисс Верити Скотт стать его любовницей… Она может защитить себя от презрения Фарингдонов. Она не любит их, никогда не любила, но Макс… он возненавидит ее, если когда-либо обнаружит истину.

— Селина? — Сама мягкость его голоса ласкала ее. — Простите. Я не хотел испугать вас. Но поверьте: то, что мы с вами могли бы получить вместе, очень отличается от того, к чему принудил вас Фарингдон.

Она поверила ему и не стала исправлять его предположения о том, что Годфри уже лишил ее невинности. В каком-то смысле он это сделал. Как и все Фарингдоны. У нее осталось очень мало иллюзий относительно того, как общество рассматривает девушку в ее положении. Рабыня, выполняющая труд, за который никто не платит, и принимающая издевательства, за которые никто не отвечает. Он предложил ей побег. Не любовь.

— Я должна отказать вам, милорд, — сказала она тихо, молясь, чтобы комок в горле не задушил ее.

— Ну что ж.

Макс встал и взял лампу, и Верити поняла, что он уходит. Что, если она не заговорит сейчас, он уйдет. Со всеми ее мечтами.

— Но если вы не возражаете, милорд… Я… Я хотела бы, чтобы вы поцеловали меня еще раз.

Очень медленно он повернулся:

— Почему? Если вы не хотите…

Она прервала его:

— Я не могу быть вашей любовницей, милорд, но не потому, что вы меня испугали или, что я вам не доверяю.

Его губы печально искривились.

— Если вы просите поцеловать вас после того, что я наговорил вам раньше, то ваше доверие очевидно. Вы уверены, Селина? Будьте осторожны: у меня есть серьезное намерение, используя этот поцелуй, изменить ваше решение. Начнем с поцелуя, но если вы захотите остановиться, то именно вы должны будете сказать об этом.