— Вторая причина, ваше святейшество?

— Оказание поддержки проекту страт-корабля было неожиданностью для политических противников Китая в Генеральной Ассамблее и Совете Безопасности ООН.

— И в результате?

— Все, что эти противники смогли сделать, назвать поведение Китая низкопробным цинизмом, плохо маскирующим этническую чистку, поскольку теперь у Тибета и его сторонников будет к Китаю на одну претензию меньше.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не хихикнуть снова.

— И третья причина, мисс Грета Брин, наш восхитительно отзывчивый Океан Мудрости?

— Поддержка строительства корабля с двигателем на антиматерии позволила Китаю участвовать в разработке чертежей и производстве частей корабля, нашего «Колеса времени».

— Таким образом, мы выиграли?

— Ом мани падме хум, — отвечала я. — «Славим жемчужину в цветке лотоса».

— Чего мы, люди «Калачакры», надеемся достичь на планете, которую ныне именуем Гуге?

— Основать колонию, не запятнанную колониализмом. Привлечь новых поселенцев в Страну снегов. И привести к просветлению всех, кто нес этот сон, и всех, кто будет нести его в грядущие эпохи.

— И затем?

— Выход из колеса сансары, погружение в нирвану.

— Хвала богам, — всегда завершал занятие Иэн Килкхор. — Хвала богам.

Время в пути: 94 года

Компьютерные дневники будущей Далай-ламы, возраст 19 лет

Почти четыре земных месяца я не вела записей в своем компьютерном дневнике. Но вскоре после моей записи о катехизисе Килкхор отвел меня в сторонку и сообщил, что у меня есть соперник — другой претендент на сан Далай-ламы.

Новость ошеломила меня.

— Кто?

— Мальчик, дитя души, рожденное от тибетских буддистов в отсеке «Амдо» менее чем через пятьдесят дней после смерти Сакья Гьяцо, — ответил Килкхор. — Группа поиска нашла его почти десять лет назад, но только сейчас открыла нам его существование.

Килкхор преподнес плохие новости — это же плохая новость, верно? — так, что они звучали совершенно обыденно.

— Как его имя? — Я не могла придумать, о чем еще спросить.

— Чжецун Тримон, — ответил Килкхор. — Похоже, Панчен-лама Лхундруб Гелек считает его более подходящим кандидатом, чем Грету Брин Брасвелл.

— Чжецун? Чжецун! Ха-ха!

Мое сердце протестующе лхундрубнуло несколько раз.

Килкхор посмотрел на меня с недоумением — либо искренним, либо он хорошо притворялся.

— Ты его знаешь?

— Нет, конечно! Просто у него такое имя…

Мне было смешно и немножко стыдно за свою ребячливость.

— Имя, ваше святейшество?

— Забавно звучит.

— Ничего подобного. На тибетском оно значит…

— …почтенный и в высшей степени уважаемый, — подхватила я. — Но все равно мне смешно.

Мне пришлось рассказать Килкхору, что в детстве я смотрела в учебной кабинке не только обучающие видео, но в перерывах между ними еще и непритязательные мультики. Среди них был древний футуристический сериал «Джетсоны» про семейство американцев из будущего, полного всяких диковинных приспособлений. Я его обожала.

— Я об этом слышал, — сказал Килкхор. — То есть о передаче.

Но он не усмотрел иронии в сходстве имен, ну или сделал вид, что ничего не заметил. Чжецун, мой соперник, пятью годами младше меня. Джетсон, фамилия семейства из моих любимых мультиков. По-английски имена звучат почти одинаково. Но Килкхор увидел тут не более чем случайное совпадение.

— Я больше не могу выносить это все без перерыва, — сказала я. — Мне нужно поспать год. Хотя бы четверть года!

Килкхор ничего не сказал, но выражение его лица было весьма красноречивым.

Тем не менее он организовал мне передышку, так что я отправилась потакать своим слабостям в уютную капсулу в отсеке «Амдо». И мне удалось насладиться снами, за редким исключением мультяшных кошмаров.

* * *

В результате задержки жизненных процессов я выхожу из гибернации почти той же девятнадцатилетней, какой заснула.

Когда я на этот раз просыпаюсь в катакомбах, уставленных яйцеобразными капсулами, — ряды капсул, как койки в казарме, — меня встречают моя мать, советник Ти, Панчен-лама, Иэн Килкхор и Чжецун Тримон.

Благодаря действующей искусственной гравитации (здесь, внизу, она всегда действует) я выбираюсь из капсулы и сразу встаю на ноги. Делаю шаг, другой — и меня скручивает рвотный спазм. Обычная реакция организма на препараты для выхода из спячки. Парнишка-тибетец, мой соперник, непрошеным приходит на помощь — обхватывает меня одной рукой и прижимает к своему худому телу, чтобы я не упала. Мама подставляет мне тазик для рвоты. Свободной рукой Чжецун проводит по моему лбу, убирает с лица и заправляет за ухо пряди волос. Возмутительная фамильярность!

Мне теперь нечасто доводится вздремнуть урсидормизиновым сном, но иногда это просто необходимо — ради заслуженной передышки.

Я отстраняюсь от нахального юного самозванца.

Он выглядит лет на пятнадцать, а мне исполнилось девятнадцать. Его возраст лучше моего согласуется со временем смерти последнего Далай- ламы. Перенос бхава Сакья Гьяцо в материальное воплощение Чжецуна Тримона кажется логичнее.

Глядя на Чжецуна, я более не нахожу его имя смешным. Я понимаю, почему Панчен-лама считает, что Далай-лама переродился в нем. И его имя ему подходит. Мы с Чжецуном разглядываем друг друга со взаимным любопытством. Старшие тоже изучают нас, но их любопытство имеет мрачный оттенок. Они наверняка раздумывают, как мы с Чжецуном отнесемся к запланированному союзу и что это предвещает для всех нас на «Калачакре».

Похоже, я повзрослела за время сна, который продлился больше года. Хотя мне хочется кричать и возмущаться заговором моих опекунов — было нечестно привести моего соперника сюда, нечестно! — я не ругаю их. Они ожидают от меня вспышки гнева, но я сдерживаюсь. Как, интересно, они хотят, чтобы я расценила эту сцену? Все выглядит так, словно прекрасного принца отправили разбудить зачарованную принцессу. За исключением юношеских прыщей на лбу и подбородке Чжецун… ну, он милый, но мне не нужна его помощь. Я негодую от его вторжения в мое пространство и почти жалею, что проснулась.

Килкхор сообщает, что ламы «Юцанга», включая Панчен-ламу и настоятельницу Яргаг, решили наконец призвать меня и Чжецуна Тримона в корабельное святилище, которое заменяет нам храм Джоканг. Там они проведут церемонию жребия посредством золотой урны, которая определит, кто из нас двоих станет двадцать вторым Далай-ламой как преемник Сакья Гьяцо.

Чжецун кланяется. Он говорит, что его наставник оказал ему честь пригласить меня, мою семью и моих опекунов на это празднество. Церемония пройдет с опозданием, признает он, ведь и он, и я уже изучили много сутр и таинств Тибета — да святятся его ламы, его народ и его память, — больше, чем полагается ребенку, избранному по жеребьевке.

Прежде подобные церемонии проводились на Земле. Но обстоятельства изменились. Особенности существования на «Калачакре», величие нашего путешествия, потребность в духовном лидере на Гуге — все накладывает свой отпечаток. Наши предки такого и