взгляд полыхал. Публичное разбирательство, как бы они ни хитрили, как бы ни изворачивались, вовсе не устраивало их. Марий догадывался, что на суде к Сенату возникнет слишком много вопросов, и плебс может взбунтоваться. Положение станет неуправляемым. Нет, следовало казнить Главцию и Сатурнина этой же ночью, причем так, чтобы Марий тем или иным образом поучаствовал в казни. Разрушение тройственного союза плебейского трибуна, претора и консула, обезглавившее партию популяров, не вызвало бы серьезных волнений, и постепенно оптиматы вернули бы себе всю полноту власти. Но Сатурнин, охраняемый людьми Мария, к тому же в здании Сената, окруженном его ветеранами…

Сулла выдержал пристальный взгляд Метелла и медленно повернулся к Марию. Гай Марий: пятьдесят восемь лет от роду, шесть консульств, один триумф. Он же, тридцатидевятилетний, без общепризнанных заслуг, потерпел поражение на последних преторских выборах из-за союза Мария с Сатурнином и Главцией и безмолвно наблюдал за тем, как идет время, а его cursus honorum не пополняется, так как Марий ненавидит его. Собирается ли он снова на что-нибудь решиться? Вряд ли. Не в этот раз. Старый консул совершил промах, недооценив врожденный дар Долабеллы: распространять вокруг себя ужас. До сих пор этот дар проявлялся в малозначащих обстоятельствах, тех, что не привлекали внимания консулов, трибунов или преторов, но даже они безошибочно свидетельствовали о порочной природе этого существа. Сулла знал, что настало переломное время, сулящее одному падение, а другому – взлет: в эту ночь Марий покатится вниз, а он станет подниматься вверх. Он отвернулся от Мария, снова посмотрел в глаза Метеллу и заговорил уверенно, без тени сомнения:

– Долабелла разберется с Сатурнином. У Долабеллы… – он тщательно выбирал подходящее слово, – у Долабеллы… есть на то свои основания.

Метелл уловил тонкий намек Суллы: всего несколько месяцев назад отец Долабеллы пал в ночной схватке со сторонниками Сатурнина. Да, несомненно, Долабелла-младший весьма заинтересован в казни человека, имевшего прямое отношение к убийству его отца.

– Но вы ведь не собираетесь сжигать здание Сената? – перебил его Метелл.

– Нет, – ответила Сулла. – Долабелла что-нибудь придумает.

Гай Марий молча смотрел в пол. Он тоже только что узнал о побуждениях личного свойства, двигавших Долабеллой. Конечно, убийство отца должно было вызвать ярость сына. Надо вернуться на Форум и помочь Серторию в защите курии Гостилия.

Метелл впился взглядом в консула. Не велеть ли умертвить его здесь и сейчас? Но сенаторы не одобрили бы этого, к тому же многие из них все еще уважали Мария. Его легендарная победа над тевтонами при Аквах Секстиевых, спасшая Рим от вторжения, быть может не менее ужасного, чем Ганнибалово, осталась в памяти многих patres conscripti. Лучше соблюдать закон и убирать врагов постепенно, одного за другим. Для Мария наступит последняя ночь. Они будут подрывать его авторитет день за днем. Ждать осталось недолго. Он рухнет с древа своего честолюбия, подобно спелому персику, как и многие другие. Главцию казнили. Вот-вот казнят Сатурнина, это возьмет на себя Долабелла. Марий… Придет и его черед.

– Думаю, к-к-консулу пора покинуть мой д-д-дом, – сказал Метелл и добавил лаконичную фразу: – Arx Tarpeia Capitolii proxima.

Гай Марий ничего не ответил, но ясно ощутил угрозу. «Тарпейская скала недалеко от Капитолия»: намек на то, что, даже находясь на вершине власти, символом которой служил храм Юпитера на Капитолийском холме, можно разбиться о Тарпейскую скалу, которая и в самом деле находилась вблизи Капитолия и Форума: на нее сбрасывали преступников. Марий не ответил, но принял предупреждение к сведению. Не попрощавшись, он развернулся и, окруженный своими ветеранами, покинул дом сенатора Метелла. Он думал только о том, чтобы как можно скорее попасть в Сенат. Марий по-прежнему был уверен в надежности Сертория, охранявшего Сатурнина, но яростный кошачий взгляд Суллы, объявившего, что подлец Долабелла довершит начатое, заставил его во второй раз за ночь вернуться на Форум. Сердце грызли сомнения. Он чувствовал: вот-вот произойдет что-то ужасное.

V

Непоколебимое правосудие

Римский форум, здание Сената

99 г. до н. э., в ту же ночь

Гней Корнелий Долабелла в сопровождении более сотни убийц, нанятых оптиматами, уверенно шествовал к курии Гостилия, мрачный, молчаливый, сдержанный. Все смотрели на него. Все знали, что за бронзовыми дверями томится Сатурнин, что Сенат приказал задержать его и немедленно казнить согласно senatus consultum ultimum, но Долабеллу не волновали распоряжения властей: это было его личное дело. Убийцы любят месть.

– Марий оставил своих ветеранов у входа, – сказал один из наемников, пока они окружали людей консула, и покосился на своего вождя, который остановился в нескольких шагах от старшего начальника Сертория.

Долабелла знал его по рассказам Суллы. Серторий был храбр и предприимчив; Гай Марий не стал бы оставлять на Форуме кого попало.

Он ничего не сказал.

Пока, во всяком случае.

И внимательно все осмотрел.

Месть не предполагает спешки. Она требует решимости, ожидания и единственного точного удара, нанесенного в нужное мгновение. Ни секундой раньше, ни секундой позже.

Перед бронзовыми дверями курии

Квинт Серторий видел, как людской поток – десятки наемных убийц, вооруженных Сенатом, – тек, подобно реке, по старой Священной дороге, пока не остановился перед курией Гостилия. Их вождь, молодой сенатор Гней Корнелий Долабелла, стоял прямо перед ним.

Всего в нескольких шагах.

Затем стал приближаться.

Вот он уже в пяти шагах, в четырех, в трех, в двух.

– Достаточно. – Серторий поднес правую руку к рукояти меча и сделал вид, будто достает его из ножен.

Долабелла замер. Улыбнулся.

Несколько секунд никто ничего не говорил.

Главарь сенатских наемников выдержал суровый взгляд легионера, ветерана Мария.

– Уходи со своими людьми, – произнес наконец Долабелла. – Давайте не проливать кровь.

– Мне приказали оставаться здесь до возвращения консула Мария, – повторил Серторий. – А я всегда выполняю приказы.

– Понимаю, – сказал Долабелла после напряженного молчания, снова улыбнулся и прибавил еще два слова: – Ну хорошо.

Он развернулся, зашагал назад и влился в ряды наемников.

Серторий участвовал в нескольких походах под началом Гая Мария. Угрозы, словесные или молчаливые, не пугали его. Он быстро прикинул: наемников около сотни. Рядом с ним, перед курией, стояли тридцать хорошо подготовленных бывших легионеров и ветеранов. Достаточно, чтобы дать отпор и выиграть бой в зависимости от того, насколько силен порыв этих убийц, – вернее, от того, сколько им заплатили.

Серторий достал из-за пазухи старый походный свисток. Он стал военным трибуном и даже легатом, начальником целого легиона, но сейчас ему хотелось вспомнить те времена, когда он был всего лишь центурионом. Происходящее бодрило. Напоминало о юности.

Он поднял свисток. Настал его черед улыбнуться.

Прижав свисток к губам, он дунул