В течение последних 50 лет ученые обнаружили, что этот феномен не только абсолютно неэффективен, но и крайне разрушителен. Перегрузка оси ГГН, в особенности в младенчестве и детстве, порождает всевозможные серьезные и «долгоиграющие» негативные последствия – физические, психологические и неврологические.

Однако самый заковыристый момент этого процесса заключается в том, что на самом деле все эти каверзы устраивает нам не стресс. Дело в реакции организма на стресс.

В начале 1990-х годов Брюс Макъюэн, нейроэндокринолог из университета Рокфеллера, предложил свою теорию о том, как это работает, – теорию, завоевавшую широкое признание. По мнению Макъюэна, именно процесс совладания со стрессом, который называется словом «аллостазис», и является тем фактором, что так изнашивает и напрягает организм.

Если системы организма, позволяющие ему справляться со стрессом, перегружены, то со временем они просто сломаются от нагрузки. Макъюэн называет этот постепенный процесс аллостатической нагрузкой и говорит, что его разрушительные воздействия можно наблюдать во всем организме.

Например, острый стресс повышает кровяное давление, чтобы обеспечить адекватный приток крови к мышцам и органам, которые должны реагировать на опасную ситуацию. Это хорошо. Но регулярное повышение кровяного давления приводит к образованию атеросклеротических бляшек, которые вызывают сердечные приступы. Это уже совсем нехорошо.

Хотя система реагирования на стресс в человеческом организме крайне сложна по структуре, на деле она так же тонка и хрупка, как крокетный молоток. В зависимости от того, какого рода стресс вы переживаете, идеальную реакцию может обеспечить любой защитный механизм, коих существует множество.

Если вы, к примеру, знали, что вот-вот получите ранение мягких тканей, тогда было бы неплохо, чтобы ваша иммунная система начала в изобилии производить антитела. Если необходимо убежать от того, кто на вас нападает, вам нужно, чтобы скорость сердцебиения и кровяное давление повысились. Но ось ГГН не в состоянии проводить различие между разными типами угроз, так что она активирует все виды защиты – все одновременно – в ответ на любую угрозу.

К сожалению, это означает, что частенько вы испытываете стрессовые реакции, которые вам совершенно ничем не помогают – например, когда вам нужно выступать перед большой аудиторией, у вас внезапно пересыхает слизистая оболочка рта. Ваша ось ГГН, предчувствуя опасность, экономит жидкости, готовясь к отражению атаки. И вот вы стоите на трибуне, судорожно ища стакан с водой и с трудом сглатывая.

Представьте себе ось ГГН как супероборудованную пожарную станцию с огромным парком причудливых, высокотехнологичных машин, каждая из которых обладает собственным набором высокоспециализированных инструментов и собственной командой экспертов-пожарных.

Когда пожарный колокол бьет тревогу, у пожарников нет времени анализировать, в чем именно состоит проблема, и выяснять, какой именно экипаж лучше всего подходит для ее решения. Вместо этого все машины устремляются к месту происшествия на полной скорости, завывая сиренами. Как и ось ГГН, они быстро реагируют всеми инструментами, которые могут им понадобиться. Это может оказаться правильной стратегией для спасения жизней людей на пожаре, но также может привести и к тому, что десяток супермашин с визгом затормозят у единственного дымящего мусорного бака – или, того хуже, среагируют на ложную тревогу.

Надин Берк-Харрис постоянно замечала у своих пациентов последствия этого «пожарного эффекта».

Однажды в клинике Bayview она познакомила меня с одним из таких случаев – с девочкой-подростком по имени Мониша Салливан, которая впервые пришла в клинику, когда ей было 16 лет. Она недавно стала матерью. Детство Мониши было настолько стрессовым, насколько можно себе представить: всего через несколько дней после рождения ее бросила мать, которая активно злоупотребляла крэком и другими наркотиками.

В детстве Мониша жила со своим отцом и старшим братом в районе Хантерс-Пойнт, печально известном активностью уличных банд, пока и ее отец тоже не стал жертвой наркотической зависимости.

Когда Монише было 10 лет, ее и брата изъяли из семьи сотрудники местного бюро по защите детей; их разлучили и передали под опеку разных приемных семей. С тех самых пор ее рикошетом носило по всей системе, она проводила когда неделю, когда месяц или год в приемной семье или коллективе, пока не накапливалось неизбежное напряжение по поводу питания, домашних обязанностей или телевизора, и тогда она убегала, или ее опекуны опускали руки. А потом приходила очередь других опекунов. За предшествующие шесть лет она сменила девять разных семей.

Когда я познакомился с Монишей осенью 2010 года, ей только-только исполнилось 18 лет, и тремя днями раньше она вышла из-под опеки системы, в которой провела почти всю свою жизнь. Самым мучительным днем в ее жизни, рассказала она мне, был тот, когда ее впервые отдали под опеку чужим людям. Без всякого предупреждения ее вызвали из класса прямо во время уроков, причем сделал это социальный работник, которого она никогда в жизни не видела, и отвез ее в незнакомый новый дом. Прошло несколько месяцев, прежде чем она смогла хоть как-то связаться с отцом.

– Я помню этот первый день так ярко, как будто все случилось вчера, – рассказывала она мне. – Помню каждую деталь. Мне он до сих пор снится. Эта травма останется со мной навсегда.

Пока мы сидели в комнате терапии в клинике, я попросил Монишу описать, как она ощущает эту травму. Она необыкновенно красноречива, когда речь идет о ее эмоциональном состоянии – если ею овладевает печаль или депрессия, она пишет стихи – и перечисляет свои симптомы с необыкновенной точностью.

Девушка страдает от бессонницы и ночных кошмаров, а временами в теле появляются необъяснимые боли. Иногда начинается неконтролируемое дрожание рук. Недавно у нее начали активно выпадать волосы, и ей пришлось носить головную повязку, чтобы прикрыть облысевшие места. А самое главное, ее терзает тревожность: тревога по поводу школьных занятий, тревога за свою младшую дочь, боязнь землетрясений.

– Я думаю о самых невероятных вещах, – говорила она. – Я думаю о конце света. Если надо мной пролетает самолет, мне кажется, что он вот-вот сбросит бомбу. Я думаю о том, что мой отец умирает. Не знаю, что я буду делать, если потеряю его!

Она тревожится даже по поводу собственной тревожности.

– Когда я пугаюсь, меня начинает трясти, – говорит Мониша. – У меня начинает сильно биться сердце. Я покрываюсь потом. Знаете, есть такое выражение «испугаться до смерти»? Я начинаю бояться, что в один прекрасный день со мной именно это и произойдет.

Сравнение с пожарной станцией поможет нам понять, что происходит с Монишей Салливан. Когда она была ребенком, ее тревожный колокол звонил, не переставая, на полной громкости: мама и мачеха дерутся! я никогда больше не увижу папу! дома нет никого, чтобы приготовить мне ужин! моя приемная семья не собирается обо мне заботиться!